Вынув из кармана платок, Закки вытер коня и при этом слегка шипел, точно успокаивая его.
Через несколько минут Небби уже сидел на своей лошадке-палочке, размахивая плеткой, и кричал:
— Вперед! Гей-гей!
Дед стоял в темноте и смеялся счастливым смехом, потом вынул трубку, набил ее и, покуривая, громко запел:
«В морской глубине мчатся кони…»
Прошло несколько дней; раз вечером Небби, встретив старого Закки, торопливо спросил его:
— А ты не видал, деда, маленькой дочки Джен Мелли? Ездит она на морских конях?
— Да, — рассеянно ответил дед. Потом, вдруг поняв, что значил этот вопрос, прибавил:
— А что же случилось с дочерью миссис Мелли?
— Умерла, — спокойно ответил Небби. — Миссис Кей говорит, что в деревне опять начала свирепствовать лихорадка.
Небби говорил весело; за несколько месяцев перед тем в деревне был повальный тиф, и тогда Закки взял внука с собой на барку, чтобы спасти его от заразы. Мальчик наслаждался жизнью на море и, молясь Богу, часто просил Его послать в деревню болезнь: ему так хотелось снова очутиться на водолазной барке.
— И мы будем жить на море, деда? — спросил он, шагая подле старика.
— Может быть, может быть, — ответил старый Закки, и в его голосе прозвучала тревога.
Дед оставил Небби в кухне, а сам пошел в деревню за сведениями; когда же он вернулся, то упаковал платье Небби и его игрушки в начисто выстиранный холщовый мешок из-под сахара и на следующий же день отвел внука на барку. Всю дорогу Небби скакал на своей морской лошади. Он даже смело проехал на ней по узкому переходному мостку; правда, старик шел позади его, готовясь поддержать в случае нужды, но мальчик не видал признаков заботливости деда и не знал, что ему могла грозить опасность.
Нед, состоявший при насосе, и Бинни, смотревший за воздухопроводной трубкой и сигнальной веревкой, радостно встретили мальчика.
Жизнь на водолазной барке нравилась Небби; «деда» тоже наслаждался присутствием внука; были довольны и его помощники. Ребенок принес к ним образ их собственного детства. Только <одно> беспокоило Неда и Бинни: Небби то и дело забывался и ездил на своем морском коне через воздухопроводную трубку.
Нед серьезно говорил по этому поводу с Небби, и мальчик обещал помнить его слова, но скоро позабыл о них. Барку вывели на мель и бросили якорь рядом с буйком, который служил границей подводных работ деда. Стояла прекрасная погода, и водолаз решил оставить барку на этом месте, пока море не «испортится». В таких случаях, на берег за провизией посылали тузик.
Жизнь на воде казалась Небби праздником. Когда мальчик не катался на своем коне, он или разговаривал с Недом и Бинни, или стоял подле лестницы, ожидая, чтобы медный шлем деда вынырнул из воды, а воздухопроводную трубку и сигнальную веревку осторожно вытянули на палубу. Иногда Небби распевал балладу о морских конях и при этом пристально всматривался в воду. Казалось, мальчик считал эту песню чем-то вроде заклинания, которое могло вызвать морских лошадей на поверхность.
Каждый раз, когда тузик возвращался с берега, приходили печальные вести о том, что тот или другой отправились по «длинной дороге»; Небби больше всего интересовали дети. Едва дед выходил из-под воды, Небби принимался нетерпеливо суетиться около него, ожидая, чтобы Нед отвинтил его громадный шлем. И тогда раздавался неизбежный вопрос: видел ли деда маленькую дочку Андрью? Или сына Марти? Катались они на морских конях?
— Конечно, — отвечал дед и каждый раз глубоко вздыхал, понимая, что названный ребенок умер и об этом узнали на барке, пока он был на дне.
— Смотри, Небби! — сердито крикнул Нед. — Смотри, если ты еще раз наступишь на трубку, я изрублю твою лошадь на растопку!
Действительно, Небби опять забылся. Хотя, вообще, он хорошо относился к замечаниям Неда, но теперь остановился и сердитыми, пылающими глазами посмотрел на него. Намек на то, что его морской конь деревянный, глубоко огорчил мальчика. Он никогда не допускал подобной ужасной мысли, — даже и после того, как однажды, во время отчаянной скачки, морской конь натолкнулся носом на борт барки и с его морды соскочил кусок краски, обнаружив безжалостное дерево.
Небби просто воздерживался смотреть на пораненное место; свежее воображение ребенка помогло ему считать, что все осталось по-прежнему и что он, действительно, ездил на настоящем морском коне. Небби даже не попросил деда поправить беду. Закки всегда чинил его игрушки, но «этого» починить было нельзя.