Каждый раз, когда тузик возвращался с берега, приходили печальные вести о том, что тот или другой отправились по «длинной дороге»; Небби больше всего интересовали дети. Едва дед выходил из-под воды, Небби принимался нетерпеливо суетиться около него, ожидая, чтобы Нед отвинтил его громадный шлем. И тогда раздавался неизбежный вопрос: видел ли деда маленькую дочку Андрью? Или сына Марти? Катались они на морских конях?
— Конечно, — отвечал дед и каждый раз глубоко вздыхал, понимая, что названный ребенок умер и об этом узнали на барке, пока он был на дне.
— Смотри, Небби! — сердито крикнул Нед. — Смотри, если ты еще раз наступишь на трубку, я изрублю твою лошадь на растопку!
Действительно, Небби опять забылся. Хотя, вообще, он хорошо относился к замечаниям Неда, но теперь остановился и сердитыми, пылающими глазами посмотрел на него. Намек на то, что его морской конь деревянный, глубоко огорчил мальчика. Он никогда не допускал подобной ужасной мысли, — даже и после того, как однажды, во время отчаянной скачки, морской конь натолкнулся носом на борт барки и с его морды соскочил кусок краски, обнаружив безжалостное дерево.
Небби просто воздерживался смотреть на пораненное место; свежее воображение ребенка помогло ему считать, что все осталось по-прежнему и что он, действительно, ездил на настоящем морском коне. Небби даже не попросил деда поправить беду. Закки всегда чинил его игрушки, но «этого» починить было нельзя.
А теперь Нед сказал ужасную вещь, сказал так прямо, так ясно! Небби дрожал от злобы и жестокой обиды. Он стоял и придумывал, как бы поскорее отомстить Неду за это жестокое оскорбление. Вдруг мальчик увидел воздухопроводную трубку, из-за которой все вышло. Да, он может взбесить Неда. Небби повернул своего коня и помчался к трубке. Со злобной умышленностью он остановился на ней и стал бить по проводнику воздуха большими передними ногами своего странного чудовища.
— Ах, ты — чертенок! — проревел Нед, не веря собственным глазам. — Чертенок!
Небби продолжал бить ногами лошади по трубке, бросая на Неда вызывающие и свирепые взгляды. Терпение Неда истощилось; он толкнул ногой морского коня, тот пролетел через всю барку и с силой ударился о ее борт; Небби взвизгнул, но скорее от невероятного раздражения, чем от страха.
— Я брошу эту дрянь в море! — сказал Нед и побежал, чтобы выполнить страшное святотатство. В следующее мгновение что-то вцепилось в его правую ногу, и маленькие, очень острые зубы впились в его голую икру под закрученными панталонами. Нед вскрикнул и грузно опустился на палубу.
Между тем, Небби уже рассматривал черное чудовище, о котором он грезил днем и ночью. Стоя на коленях, он с горем и с гневом увидел повреждения, причиненные ударом Неда. Ведь на голых ногах преступника были башмаки с гвоздями! Нед стонал, но Небби не жалел его. Досада и раздражение мешали ему жалеть своего врага. Он даже желал Неду смерти.
Бинни тоже бранился. Он кинулся к воздушной трубке (это было счастливо для старика Закки) и стал работать поршнем, громко жалуясь на небрежность своего товарища. Его воркотня достигла слуха Неда, который вспомнил о своих обязанностях и ужаснулся; ведь он совершил самое великое преступление помощника водолаза — бросил нагнетательный насос!
Стоя за работой, Нед одной рукой двигал поршень, а другой ощупывал следы от зубов мальчика. Кожа была еле повреждена, но раздражение Неда все еще не улеглось. Вот Винни начал осторожно вытягивать веревку и воздушную трубку, старый Закки медленно поднимался по длинной веревочной лестнице.
Водолазу захотелось узнать, что случилось и почему в первый раз в жизни доступ воздуха к нему прекратился. Ему объяснили…
Дед схватил Небби и ударил его своей мокрой мозолистой рукой. Ребенок не заплакал и ничего не сказал; он только крепче прижал к себе свою морскую лошадь. Дед бранился; Небби все молчал. Старик переоделся и снова подошел к внуку.
Лицо Небби было очень бледно; в его глазах стояли слезы, но это нисколько не смягчало взгляда, которым он смотрел на деда и на все кругом. Закки в свою очередь посмотрел на мальчика, посмотрел на морскую лошадь и придумал средство заставить Небби смириться. Он должен пойти и попросить прощения у Неда за то, что хотел его съесть (дед постарался подавить улыбку). Если он не сделает этого, у него отнимут морского коня.
Но Небби не двинулся с места, и в его синих глазах заблестело еще большее раздражение, и слезы высохли в них. Дед задумался; скоро новая мысль родилась в его голове. Хорошо, он отнесет морского коня обратно, на дно моря; он там оживет, уплывет. Если Небби не попросит прощения у Неда, он никогда больше не увидит своего любимца. Голос Закки звучал грозно.
В синих глазах мальчика промелькнул оттенок испуга, но сейчас же исчез. Он не поверил деду. Во всяком случае, Небби не сошел с трона своего безграничного гнева. С диким мужеством поджигателя кораблей мальчик решил, что, если дед действительно сделает такую ужасную вещь, он, Небби, станет на колени и попросит Господа Бога убить Неда. В маленькой детской душе разгорелось желание мести. Да, он станет на колени подле Неда и будет громко молиться Богу, чтобы Нед заранее знал о близости своей гибели.
— Конь деревянный, — сказал Небби, глядя на деда с горьким и болезненным торжеством. — Он не может ожить!
И в приступе разочарования Небби зарыдал, вырвался из слабо державшей его руки деда, побежал на корму, спрятался в каюту, залез под лавку. Он не вышел к обеду и долго, упорно молчал.
После обеда он выполз на палубу, заплаканный, но непоколебимый. С ним был и морской конь. Взрослые смотрели на него и видели, что мальчик принял какое-то решение.
— Небби, — сурово сказал Закки, — пойди и сейчас же попроси прощения у Неда, не то я унесу с собой морского коня, и ты никогда больше его не увидишь… И другого не принесу.
Небби молчал и но двигался.
Это повторялось много раз. Небби не мог отделаться от негодования; он не спускал глаз с того места своего чудовища, с которого башмак Неда сбил краску.
— Нед злой, гадкий, — вдруг сказал Небби в новом приливе злобы.
— Молчи! — крикнул по-настоящему рассерженный дед. — Ты мог поправить дело, а теперь я дам тебе хороший урок.
Он поднялся, вырвал морского коня из рук внука и подошел к веревочной лестнице. Скоро дед снова превратился в чудовище, закрытое резиновым покровом, с куполообразным шлемом на голове. Медленно и с торжественностью, подобающей ужасной казни, дед намотал бечевку на шею морского коня и подошел к борту барки, держа его под мышкой. Он начал спускаться по ступеням веревочной лестницы; вот над водой остались только его плечи и медный шлем. Небби с мукой в глазах смотрел на них. Морской конь смутно рисовался в воде, и мальчику казалось, что это черное существо колеблется. Конечно, конь уплывет. Потом плечи и, наконец, и большая медная голова исчезли, и только лестница слегка подергивалась да трубка надувалась, говоря, что кто-то двигался там далеко-далеко в полутемной воде. От деда Небби знал, что на дне моря «всегда вечер».
Ребенок всхлипнул раза два, но без слез, и около получаса пролежал ничком, глядя вниз. Несколько раз он видел, как что-то темное проплыло, быстро и странно пошевеливая хвостом. И Небби начал тихонько напевать:
«В морской глубине мчатся дикие кони…»
Но призыв не подействовал, не вызвал морского коня на поверхность, и, пропев куплет раз двенадцать, Небби замолчал. Теперь он ждал деда. В нем зародилась одна смутная надежда и все росла, росла. Может быть, дед привяжет коня, и он не уплывет? И, может быть, деда принесет его с собой, когда вернется? Небби чувствовал, что он охотно, охотно попросит прощения у Неда, если только деда опять принесет с собой его дорогое сокровище.
Закки дал сигнал; он начал подниматься; Небби дрожал, наблюдая за тем, как воздухоносная трубка и сигнальная веревка навертывались на свои катушки. Вот и большой купол шлема неопределенно наметился в воде; скоро он показался над поверхностью; вот вышли и громадные плечи водолаза и… Небби увидел, что у деда не было ничего в руках. Мальчик смертельно побледнел. Деда, действительно, отпустил морского коня!