Жизнь жестока по отношению к тем, у которых нет отца — и Жан сильно страдал…
Он давно уже требовал от меня признания… Я сопротивлялась, считая себя не вправе называть ему вас…
Но, в конце концов, он заставил меня все рассказать.
О, если бы я могла предвидеть!.. Всего лишь восемь дней тому назад Жан неожиданно заявил мне, что бросает службу и уезжает в Париж.
На мой вопрос о цели поездки, он ответил прямо:
«Мы должны отомстить виновнику нашего несчастья. Клянусь, что я не успокоюсь, пока обманщик не будет жестоко наказан. Он должен умереть!»
С этими словами, сказанными таким тоном, что кровь заледенела в моих жилах, он ушел.
Тогда я решила вас предупредить. Я люблю своего мальчика и не хочу, чтобы он совершил это страшное, противное природе дело!..
Она закрыла глаза своими худыми руками, словно хотела прогнать от себя ужасное видение.
А Симон Фетрель, сначала слушавший свою бывшую возлюбленную с насмешливым равнодушием, вдруг почувствовал, как холодная дрожь пробежала по его телу.
И теперь, заботясь только о себе, он сказал:
— Но я ничего другого не желаю, как прийти на помощь вашему сыну. Если он умен, я обещаю его прекрасно устроить.
Она посмотрела на него с выражением немого упрека в глазах и тихо ответила:
— Я к вам дважды обращалась за помощью. Вы ни единым словом не выразили желания поддержать нас… Теперь поздно: сын от вас помощи нс примет.
— В таком случае, — вскричал Фетрель угрожающим топом, — я прикажу арестовать его…
— Жан Соваль честный человек! — отрезала с гордостью Мадлена. — Нет, единственное средство для вас — это принять соответствующие предосторожности.
Банкир, бледный от страха, со сжавшимся от мучительного предчувствия сердцем, не мог выговорить ни слова. После долгого молчании он глухо сказал:
— Может быть, вы правы… Благодарю вас… Я рассчитываю на вашу помощь…
Она ушла. Несколькими мгновениями позже и Фетрель оставил банк.
— Домой! — приказал он шоферу.
На другой день утром у него была долгая беседа с начальником полиции и в тот же вечер вокруг его дома появились неизвестные люди с беспокойно бегающими глазами…
Муки Симона Фетреля становились с каждым днем нестерпимее. Страх глубоко вонзил в его сердце свои острые когти.
Ему повсюду чудился молодой человек со сверкающим ненавистью взглядом и оружием с руках.
Неужели собственный сын убьет его? И как? Где? На улице? Вонзят ему в сердце нож? Или из за угла пустит в него пулю? Или, может быть, он скрывается где-нибудь у него в доме и поджидает, когда можно будет подкрасться к нему во время сна и задушить? И ему чудилось, что чьи-то сильные руки сжимают его шею.
Банковские дела его сильно пошатнулись, и к концу года на общем собрании директоров он был смещен.
В один прекрасный день он решил развлечься и тайно выехать в Морван. Однако, злой рок его преследовал. Накануне отъезда он получил письмо.
«Я видела Жана, — писала Мадлена Соваль, — он каким- то образом узнал, что вы собираетесь уехать в Морван и клянется, что там вы найдете свою смерть. Умоляю вас, не ездите туда… Увы! Я ничего не могу поделать..»
И он остался.
Снова потянулись дни и ночи, полные ужаса.
В одну из таких минут Фетрель принял важное решение: собрав остатки своего состояния, он ночью выехал из Парижа в Монтагри.
Он хотел отдаться под защиту Мадлены Соваль.
Рано утром жители улицы Трех Мельниц с удивлением увидели, что какой-то бледный, поседевший, сильно обросший бородой мужчина стучит кулаком в дверь маленького домика.
— Кого вам нужно? — решился наконец спросить сосед-булочник.
— Здесь живет Мадлена Соваль?
— Да, она жила здесь, но она несколько недель тому назад умерла… и теперь живет на кладбище Монтагри.
Ни слова больше не сказав, Симон Фетрель направился в противоположный конец города, где, как он помнил, находилось кладбище.
Вид этого странного человека, его блуждающие глаза и шатающаяся походка обратили на себя внимание стражника. Обменявшись несколькими словами с булочником, он направился вслед за Фетрелем.
На кладбище он остановил Фетреля около одной из могил и сказал:
— Вот могила Мадлены Соваль… Она похоронена рядом со своим сыном.
— Как с сыном? — закричал Фетрель.
— Ну да, сын ее умерь три года тому назад.
— Ее сын? Три года тому назад?
Значит…
Фетрель боялся сознаться себе… Значит, Мадлена лгала, лгала с целью отомстить… Она, видимо, давно задумала эту месть, которая была страшней самой смерти. И в течение трех лет он боялся уже истлевшего трупа.
Так отомстила женщина…
Мортон Говард
КОШМАР
Я поднялся из-за письменного стола и пошел к книжной полке, но по дороге натолкнулся на мою спящую собаку и чуть не упал. Я рассердился и жестоко толкнул в бок моего Джека, а когда он взвизгнул, толкнул его еще раз. Мне было противно, что он шумит.
Конечно, мне не следовало сердиться на невинное животное. Но несколько недель я так много, так ужасно много работал и мои нервы так расшатались! Я сделался ребячески раздражителен; да, да, каждая безделица доводила меня до истерического бешенства. Самые мелкие неприятности превращались для меня в большие огорчения, когда я начинал думать о них…
Я взял с полки книгу и стал перелистывать ее страницы, отыскивая выдержку, которая, как нарочно, ускользала от меня. Я не мог сосредоточиться на своем деле и невольно думал о Джеке.
Теперь мне стало казаться, что бедный пес за последнее время пережил невеселые дни. Я часто толкал и бил его без всякого повода. Да я очень часто бил его.
Вот и недавно… кажется, третьего дня, я ударил Джека тяжелой тростью и бил его, пока совсем не оглушил. Бедный пес! Плохо жилось ему в последнее время. Но прежде я хорошо обращался с ним и никогда не выходил из себя. Все эта работа! Я скоро окончу ее и тогда буду лучше обходиться с ним. А все-таки ему жилось плохо…
И вдруг мне стало страшно жалко Джека. Я отложил книгу и пошел к нему, чтобы погладить и приласкать его. Но когда я позвал мою собаку, Джек вздрогнул и спрятался под большое кресло. Я постарался ласково вызвать его, но он не шевелился, сидел скорчившись, поджав хвост, опустив уши.