Элизабет обхватила колени руками и устало опустила на них голову. Еще несколько дней назад ее единственной проблемой было достать деньги на лечение Мэри. В остальном ее жизнь текла упорядоченно. А сейчас… Почему все это на нее навалилось? И как можно справиться со столькими нерешенными вопросами сразу?
– Что же мне делать? – страдальчески прошептала она.
Отец Мэттью и душой и сердцем был с ней. Он изо всех сил стремился и подбодрить упавшую духом Элизабет, и найти хоть какой-то реальный выход из сложившейся непростой ситуации.
– Во-первых, я думаю, тебе нужно поскорее уехать отсюда. Во Франции наверняка можно найти местечко, где ты будешь в безопасности. Если не в Париже, то в каком-либо из принадлежащих твоему отцу владений.
– Нет-нет, – Элизабет отчаянно замотала головой, – нет, я не могу! Я никогда не смогу вернуться к отцу! Если мадам Экстон успела убедить его в том, что я его обманула, – а я уверена, она так и сделала, – то он теперь ждет меня лишь затем, чтобы обвинить во лжи и попытаться снова уложить меня в кровать Генриху. Нет! Я ни за что туда не вернусь!
– А как насчет твоих французских родственников со стороны матери? Ведь они богаты настолько, что могли бы прокормить пол-Франции.
Элизабет передернуло от мысли о том, чтобы просить приюта у тех самых людей, что не постеснялись выгнать мать с маленьким ребенком на руках. Оказаться на попечении таких…
– Никогда! Я никогда не попрошу милости у людей, что выкинули из дома мою мать! Это исключено.
Отец Мэттью задумался. Все осложняется.
– А что насчет герцога Бурбонского? Как он к тебе относится?
Элизабет вздохнула:
– Думаю, что сейчас он скорее приютит заблудившуюся паршивую собаку, чем согласится пустить меня на порог своего дома. Но, может быть, это и к лучшему. Он всегда рассчитывал на нечто большее с моей стороны, чем просто дружеские отношения, но теперь, думаю, наши дорожки с ним разошлись навсегда.
Она никогда не подпускала герцога Бурбонского близко, хотя он неоднократно и пытался добиться ее. Самое большее, что он смог урвать, – это поцелуй. Произошло это прошлым летом, на каком-то балу, романтической лунной ночью. Как Элизабет ни уворачивалась, но он все же успел ее поцеловать. Однако на этом все и закончилось. И только прошлой ночью, оказавшись в объятиях Эмриса Макферсона, она поняла, что значит настоящий поцелуй, подлинная страсть, волшебное желание любви.
– Похоже, у тебя почти совсем нет выбора, Элизабет. – Отец Мэттью заботливо погладил ее по руке. Потом лицо его вдруг прояснилось: – Послушай, детка, а что ты думаешь об Эмрисе Макферсоне, а? Мне показалось, он очень тобой интересовался.
Элизабет неожиданно для себя самой залилась краской. В своем рассказе она как-то обошла молчанием все, что произошло в шатре шотландца. Не призналась и в том, до какой степени сама была близка к реальной, а не выдуманной потере девственности. Вспомнив об этом сейчас, Элизабет непроизвольно припомнила и сладостный вкус поцелуев Макферсона, и нежные ласки, которые на нее, совершенно неопытную в любовных делах, произвели неизгладимое впечатление.
– Ты мне так и не рассказала, как получилось, что на тебе его одежда.
– М-м, я… я позаимствовала ее у него. Взяла в его шатре. Было проще убежать из лагеря в мужской одежде. – Элизабет вздохнула. Уф, это хоть и не вся, но все же правда!
Отец Мэттью проницательно взглянул на молодую девушку. Ясно, что она отнюдь не все ему рассказала про шотландского горца. Однако в данный момент он и не собирался добиваться от нее полной откровенности. Были дела и поважней.
– Тогда почему бы тебе не обратиться за помощью именно к нему? Он благородный и великодушный человек и при этом обладает достаточными возможностями, такими, что позволят ему защитить тебя от любых посягательств со стороны отца или Гарнеша.
Если бы в жизни было все, как в волшебной сказке, где нет и не может быть никакой вины и где совершенные поступки не влекут за собой никаких последствий, то оказаться вдруг вместе с Эмрисом Макферсоном – это было бы чудесно! Но она живет в реальном мире, у которого жестокие законы, и никакие фантазии тут не помогут, они всегда оборачиваются либо предательством, либо разочарованием. Элизабет непроизвольно подняла руку к лицу, туда, где ныла рана. Она теперь обезображена на всю жизнь. Шотландец теперь вряд ли и взглянет на нее. Да никто из мужчин теперь на нее и не посмотрит!
И тут ее вдруг осенило. Ведь это как раз то, что нужно! Шрам как нельзя лучше укладывается в ее планы!
Элизабет резко выпрямилась. Посмотрела вниз, на клетчатый килт. Ее лицо просветлело.
– Значит, ты согласна? – Отец Мэттью с удовлетворением отметил, что с лица девушки наконец исчезло озабоченное выражение.
Элизабет вскочила и быстро двинулась к груде одежды, сваленной отцом Мэттью в углу сеновала.
– Я еду в Италию! – бодро объявила она.
– А кто там у тебя в Италии? – поинтересовался священник, с изумлением наблюдая, как девушка перебирает его вещи, примеряя их на свою фигуру.
– Кое-что из этого подойдет!
– Ну, если сложить их вдвое… – Отец Мэттью быстро поднялся на ноги и подошел к Элизабет. – Объясни мне, пожалуйста, что ты задумала?
Она, не отвечая на его вопрос, продолжала примерять к себе разбросанные вещи.
– Да, не больше, чем вдвое… А некоторые даже… Ага!
– Послушай, Элизабет, не делай глупостей! – Отцу Меттью очень не нравился подозрительный огонек, зажегшийся в ее глазах.
Девушка подошла к нему и, обняв священника за плечи, подтолкнула его к двери:
– Пожалуйста, принеси мне острый нож и немного воды.
– Элизабет! Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь мне толком, зачем тебе все это надо.
– А я ничегошеньки не скажу, пока ты не принесешь мне то, что я попросила!
Отец Мэттью строго посмотрел на нее, но она не отвела взгляд. Тяжело вздохнув, он решил про себя, что не будет осложнять жизнь этого невинного создания дополнительными препятствиями. Он поплелся к чердачному люку и нехотя начал спускаться по ступенькам, недовольно ворча, вздыхая и бормоча что-то себе под нос.
ГЛАВА 7
Н-да, этого молодчика просто необходимо как следует проучить.
К такому справедливому выводу пришел Эмрис, вставший нынче с первыми лучами солнца. Одеваясь, он достал из походного кожаного мешка килт и почему-то поймал себя на том, что мысли о гнусном ублюдке герцоге не дают ему покоя. И почему только красивые женщины так любят грубиянов и согласны терпеть от них совершенно непотребное обращение? Для него это оставалось загадкой.
После ухода Элизабет ему удалось поспать совсем немного. Его мысли все время вращались вокруг нее, и это было странно. Всю сознательную жизнь Эмрис Макферсон следовал девизу: никаких привязанностей! К дому ли, к женщине, не суть важно. Главное – ни от чего не зависеть. Он любит жизнь, и ему приятно быть свободным и независимым. Он приходит и уходит, и никто и ничто не может его удержать. У него богатый выбор – какие женщины вокруг! Эмрис любил пробовать, выбирать, наслаждаться тем, что дарила ему судьба. Однако, как пчела перелетает с цветка на цветок, пробуя мед, так и он никогда не задерживался долго на одном месте. В конце концов, в мире полно красивых женщин! И почему он должен жить с одной, когда их вокруг так много?
Однако нынешняя ночь не желала уходить из памяти. Она, как заноза, засела у него в голове. Ему хотелось думать, что причиной неудавшегося свидания было плачевное состояние девушки… А все из-за проклятого подонка Бурбонского!
Эмрис гневно сжал кулаки. Нет, надо перестать гневаться. Подобные чувства не принесут ничего хорошего ни ему, ни другим. Хотя, впрочем, перед отъездом в Булонь, может быть, и стоит заглянуть к сему любвеобильному герцогу…
– Эй, ты, Макферсон! Выходи, шотландское отродье!
Эмрис на секунду застыл, узнав голос герцога, и поспешил к выходу из шатра. Откинув полог, трепыхавшийся на свежем утреннем ветерке, Эмрис увидел герцога и пятерых его сопровождающих.