– Меня зовут Эмрис Макферсон. А каково ваше имя, миледи?
– А почему вы сказали, что оскорблены? – пока Элизабет произносила вслух эти слова, голова ее была занята совсем другим. На нем был килт – клетчатая шотландская юбка! Непременно следует сделать портрет горца в национальном костюме. Такой живописный образ просто грех упустить!
Эмрис улыбнулся, и сердце Элизабет почему-то дрогнуло в ответ.
– Мне кажется, эта суета вокруг занимает вас гораздо больше, чем рыцари на турнире.
Эмрис посторонился, пропуская запряженную повозку, и оказался вплотную прижатым к ней.
Она не отстранилась, отметил он про себя. Разве только легкий румянец выдавал ее смущение. Девушка отвела глаза и принялась еще усерднее разглядывать толпу вокруг, в то время как Эмрис неспешно обозревал гораздо более интересную картину. Волосы красавицы были упрятаны под накидку, но по выбившейся на лоб пряди легко догадаться, что черные. Одета она небрежно – завязки у горла распущены, и можно увидеть совсем маленький, но соблазнительный кусочек нежной девичьей кожи. В целом хотя одета как служанка, но ведет себя и держится как знатная леди. Губы… Эмрис позволил себе еще разок внимательней рассмотреть губы. Пухлые, чувственные, ждущие.
– Вы блестяще выступили на турнире, – заметила Элизабет, прерывая его приятные наблюдения.
– О! Блестящими были прежде всего трибуны, где сидел весь цвет королевского двора.
– Да? А мне показалось, что публика как-то вяло вас приветствовала, – сказала Элизабет, желая подколоть его. – Не так, как вы того заслуживали.
Эмрис усмехнулся. Он-то считал, что французы, и в особенности француженки, реагировали на него, пожалуй, с излишним возбуждением.
– Могу ли я из этого заключить, что вы сами находитесь под большим впечатлением?
– Впечатлением? От них? Нет, мне не нравится, когда публика…
Эмрис с досадой прервал ее:
– Я не о публике. Пытаюсь повернуть разговор к моей собственной персоне.
Элизабет бросила на него оценивающий взгляд.
– А вы сами весьма высокого о себе мнения?
Эмрис в ответ расхохотался. О, нет! Увольте. Отвечать на такие вопросы – это ставить себя под удар. Продолжая разглядывать девушку, он пытался вспомнить, встречались ли они раньше. Нет, он совершенно уверен, что нет. Она не просто красивая, но особенная, не похожая на других. Что-то в ней есть необычное: в посадке головы, во взгляде блестящих черных глаз, в живости поведения.
– Я не видел вас раньше. Вы недавно приехали?
Элизабет, казалось, не слышала вопроса, продолжая внимательно рассматривать своего красивого собеседника. Ее приятно удивило, что в нем нет ни чванства, ни придворного высокомерия.
– Вы легко можете свернуть себе шею, если будете привставать на стременах, как во вчерашнем поединке.
– Вы англичанка или француженка? – На трибунах она находилась среди французов, но шатер, из которого девушка выскочила минуту назад, находился на территории английского лагеря.
– Скажите, а где вы заработали этот шрам? – Светлые волосы шотландца лишь частично скрывали глубокий шрам над бровью. Надо будет обязательно добавить этот штрих к картине.
– Вы ведь не замужем?
Не спешит отвечать. Значит, нет. Пока еще нет.
Элизабет продолжала внимательно осматриваться.
– Здесь больше интересного, чем на турнирном поле.
– Высматриваете ревнивых любовников?
Элизабет скрыла усмешку.
– Нет, просто рассматриваю людей. Интересно наблюдать за ними.
– Любопытное занятие. Вы не хотите заглянуть ко мне в шатер? Например, сегодня вечером?
Он галантно взял ее руку и, нежно поглаживая, поднес к губам для поцелуя. Кольца нет. Она не стала надевать подаренное им кольцо.
– Обещаю сделать нашу встречу очень живой и интересной.
Элизабет непроизвольно вздрогнула, почувствовав прикосновение его губ. Их взгляды встретились. Что это с ней? Стоит тут и флиртует с ним на глазах у публики. Совсем на нее не похоже. Даже забыла о том, что ее ждет отец!
– Мне надо идти! – Элизабет выдернула руку, резко отвернулась от Эмриса и быстрым шагом двинулась сквозь толпу.
ГЛАВА 2
Выскочив впопыхах в погоне за негодницей Анни, Элизабет не успела переодеться. Теперь, спеша на встречу с отцом, она заволновалась, что предстанет перед ним в скромном домашнем платье и с растрепанными волосами…
Что-то грузное вдруг свалилось под ноги Элизабет. От неожиданности она вздрогнула. Поперек дороги лежал мужчина. Мысли о прическах и платьях мигом улетучились из ее головы. Молодой мужчина, лежащий у ее ног, истекал кровью. Элизабет в растерянности огляделась кругом. Было похоже, что она ненароком попала в гущу какой-то заварушки.
Проход, образованный двумя рядами шатров, был заполнен зеваками, жаждущими не упустить кровавое зрелище, но при этом остаться в стороне. Элизабет услышала, как раненый застонал. Затем он пошевелился, пытаясь подняться на ноги. Голова несчастного была рассечена, из раны хлестала кровь. Инстинктивно пытаясь помочь, она протянула ему руку.
– Не трогай проклятого ублюдка! – с угрозой проревел чей-то голос.
Элизабет увидела мужчину, вразвалку направляющегося в ее сторону.
– Ему нужна помощь! – выпалила она. – Он…
– Вы-ы?
Подошедший громила был одет как дворянин, но произвел на Элизабет странное впечатление. Глаза навыкате тускло поблескивали, и на минуту ей подумалось, что он пьян или безумен. Тут она разглядела герб и узнала выступавшего на вчерашнем турнире Питера Гарнеша. Скривившись, Гарнеш отпихнул тело раненого в сторону, подальше от Элизабет. Не отрывая взора от ее лица, он с издевательской ухмылкой бросил через плечо:
– Беги зализывать свои раны, щенок! Леди… шотландского горца… так желает.
Элизабет с презрением посмотрела на Гарнеша. Да, конечно, она, как и все, знала, что этот гигант является любимцем короля, но у нее были свои личные причины недолюбливать Гарнеша. Ведь это именно он увез тогда Мэри ко двору. С того момента и начались все несчастья ее сестры. Не желая общаться с ним, она отвернулась, чтобы уйти.
– Эй, леди, подождите! Может быть, вы дадите ему полезный совет? Вы… или ваша сестра… Уж вы-то должны знать подходящего лекаря, – издевательским тоном произнес он.
Элизабет вспыхнула и быстро пошла сквозь толпу. Праздные зеваки хохотали ей вслед, пока она спешно удалялась подальше от места происшествия и этого бесстыдного молодчика. От него веяло жестокостью и пороком. Если таков весь английский двор, ей надо срочно убедить отца увезти Мэри отсюда.
Хотя по происхождению Элизабет была наполовину англичанка, она не чувствовала особенной привязанности к Англии, поскольку родилась и выросла во Франции и именно ее считала своим домом.
Нет, нельзя сказать, что у нее было безоблачное детство. После смерти матери она провела много долгих тягостных лет под неусыпным надзором своей английской тетки – мадам Экстон, которая не испытывала ни малейшей любви к девочке. За исключением светлых моментов, когда ей удавалось заниматься любимым делом, этот период жизни Элизабет вообще предпочла бы вычеркнуть из своей памяти. Может быть, именно в результате общения с этой железной леди, ведущей хозяйство сэра Томаса Болейна во Франции, у Элизабет и сложилось неблагоприятное мнение об англичанах вообще. Мадам, как звала ее про себя юная Элизабет, использовала для воспитания детей тот же метод, что и для управления хозяйством, – властность и жесткость. Но с приездом сестер, несмотря на то, что леди Экстон по-прежнему несгибаемой рукой управляла домом, переносить ее тиранию стало несравнимо легче.
Шатер сэра Томаса Болейна был украшен фамильным гербом. Элизабет на минуту задержалась перед входом. Одергивая платье и приводя в порядок прическу, она мысленно еще раз напомнила себе то, что ей хотелось бы обсудить с отцом, и снова подивилась, зачем она ему вдруг понадобилась. Элизабет знала его как жесткого человека с непомерными амбициями, вовсе не склонного выражать родственные чувства, но все же… он был ее отцом.