К обеду примерно треть всех грядок и клумб сверкали чистотой, потому что моя злость переросла в глухое раздражение, но отступать окончательно не спешила; даже садовник начал смотреть на меня не так косо и решил поделиться секретами ухода за тепличными и комнатными растениями. Я внимательно слушала его и даже задавала вопросы, но информация была для меня абсолютно бесполезна: вряд ли господин Пригожин одобрит, чтобы его жена занималась садоводством по локоть в грязи.
Это ведь не по статусу…
Ближе к пяти часам вечера я всё же вспоминаю, что мне нужно собрать вещи, так что я спешно привожу себя в порядок и распихиваю по двум чемоданам то, что может мне пригодиться. Одежды оказывается не так уж много, потому что большинство из того, что висело в шкафу, я не надела бы даже под дулом пистолета — слишком пошло и вычурно — так что большее количество места занимают такие вещи так фен, выпрямитель, новенький ноутбук и прочая техника.
Когда вещи почти собраны, телефон пиликает, оповещая о сообщении, и я рефлекторно тяжело вздыхаю: писать на этот номер может только Демид.
«Освобожусь в восемь. Будь готова к половине девятого».
Больше в сообщении не было ни слова; да и за весь день я не удостоилась ни одного звонка, хотя обычно от них отбоя не было, и я чувствовала себя под постоянным наблюдением. И после месяца такого контроля подобное поведение с его стороны очень напрягало.
Видимо, сильно я его задела утром.
Застёгиваю чемоданы и выхожу в сад проветрить голову и подумать над тем, как быть дальше. Я не собиралась намеренно обвинять Демида во всех смертных грехах, но ведь он сам дал для этого повод. Зачем было подыгрывать мне и убеждать в том, что между нами что-то было, если он так печётся о своей порядочности? Почему сразу было не сказать, что мы просто всю ночь проспали в одной кровати, и не заставлять меня нервничать и думать невесть что?
А теперь выставил меня злодейкой и сбежал в свою компанию.
На дворе стояла середина сентября — первого месяца моего любимого времени года; любимого и вместе с тем самого грустного, потому что оно каждый раз напоминало мне о том, что впереди — холодная зима, от которой не спасали ни тёплые свитера, ни тем более тонкое осеннее пальто. По крайней мере, так было раньше; но зато я узнала цену всему — от вещей до отношений.
Несмотря на то, что сентябрь в принципе выдался тёплым — в отличие от прошлого года — по вечерам всё равно становилось зябко; но вместо того, чтобы вернуть в дом за тёплой кофтой я просто обнимаю себя за плечи и засматриваюсь на водную гладь пруда, покрытую мелкой рябью из-за ветерка. Не знаю, как долго продолжалась моя «прогулка» — наверно, пару часов — но продрогнуть я успела настолько, что даже не замечала своей дрожи.
Зато прикосновение горячих ладоней к плечам почувствовала сразу.
Вздрагиваю от простого, но мягкого прикосновения, и поворачиваю голову к обладателю рук; натыкаюсь глазами на неодобрительный взгляд Демида, который говорит о том, что он ещё и близко не остыл, но всё же обеспокоен тем, что я стою на улице практически раздетая. Не отдавая себе отчёта в действиях, льну к теплу его сильного тела, стуча зубами, и прячу холодные ладони под полами его пиджака.
— Сумасшедшая девчонка, — ворчит Демид, подхватывая меня на руки. — Мало мне с тобой проблем — решила ещё немного подкинуть, чтобы не расслаблялся?!
Недовольно соплю, по-прежнему отбивая зубами чечётку, и вцепляюсь пальцами в отвороты его рубашки, расстёгнутой на три верхние пуговицы.
— А я з-за мной с-сюда т-тащиться и н-не прос-сила, — копирую ворчание Пригожина, но неумело — лязг зубов портит весь эффект. — М-мог бы с-сидеть в т-тёплом доме у к-камина в ус не д-дуть.
— Неблагодарное дитя, — бубнит под нос, но я всё равно слышу. — В следующий раз я так и сделаю.
По тону его голоса понимаю, что он не шутит, и что я снова хожу по краю, но рядом с ним во мне почему-то просыпается всё самое плохое, что есть. И всё же я автоматически крепче хватаюсь за его шею, на что Демид только фыркает, но продолжает нести меня дальше, чтобы спасти от вечерней прохлады в тёплом нутре дома.
Тут уж мне приходится признать, что он джентльмен.
Не подкопаешься.
В доме меня опускают в мягкое кресло прямо возле камина; прожигают очередным недовольным взглядом и усаживаются напротив.
— Что ты делала на улице совсем одна? — слышу его голос. — Я ведь велел тебе собрать свои вещи к моему приезду.
— Я не собачка, чтобы выполнять твои к-команды, — снова огрызаюсь. — Но вообще-то я уже всё давно собрала.
Демид хмыкает с таким видом, будто адекватного ответа от меня и не ожидал; отворачивается к камину и смотрит на пламя — должно быть, оно, в отличие от меня, его успокаивало — а я тем временем изучаю его профиль, на котором плясали огненные отблески, делая его слишком резким. Он вполне себе вязался с моими представлениями о его характере, но всё равно был довольно-таки пугающим и непреклонным.
— Нам нужно ехать, — роняет тихо, и я безропотно поднимаюсь на ноги.
Два тяжёлых чемодана Демид подхватывает, словно пушинки, и уносит вниз, пока я натягиваю поверх платья тёплую кофту; спускаюсь обратно в гостиную, где застаю отца и обнимаю его на прощание, не переживая о том, что он уморит себя голодом: благодаря Демиду за папой есть кому присматривать.
— Будь осторожна, дочка, — гладит по голове, как маленькую. — Я знаю, ты у меня сильная и достаточно мудрая, чтобы поступать правильно.
— И ты береги себя, пап, — целую его в морщинистую щёку. — А я буду звонить.
Окидываю взглядом гостиную, выхожу к машине и вопросительно выгибаю бровь, когда вместо пассажирской Пригожин с непроницаемым лицом открывает для меня заднюю дверь.
— Садись.
Вздыхаю, смиряясь со своим наказанием — наверняка ведь не хочет ехать со мной рядом — и юркаю в салон; не успеваю устроиться поудобнее, потому что замечаю за рулём незнакомого мужчину, а сам Демид садиться на заднее сиденье рядом со мной.
— Добрый вечер, Ульяна Николаевна, — весело здоровается водитель, и мои глаза широко распахиваются. — Меня зовут Андрей, я работаю водителем в компании вашего мужа.
— Очень приятно, — растерянно выдавливаю и поворачиваю голову в сторону Демида, но тот отрешённо смотрит в окно.
И какие ещё сюрпризы меня ждут?
Центр города мне никогда не нравился; да, здесь по большему счёту был элитный район с дорогостоящими квартирами, но они навевали своим бездушным видом такую тоску, что их стоимость не оправдывала себя ни на грамм. Такое ощущение, что дизайнеры просто пичкали их самыми дорогими вещами, особо не парясь по поводу того, как это смотрится со стороны.
Машина тормозит у двадцатиэтажной высотки, которая в свете ночных фонарей поблёскивала темнеющими окнами — видимо, «сливки общества» предпочитают проводить время на светских раутах, а не дома. Демид отказывается от помощи водителя и снова самостоятельно тащит чемоданы в подъезд, в котором его встречает зоркий консьерж; Пригожин представляет меня как свою жену и шагает в сторону лифтов.
— Какой этаж? — спрашиваю, подавляя зевок: спать хотелось страшно.
— Последний, — фыркает Демид, будто я спросила глупость, но я и впрямь могла бы сама догадаться.
Вот лифт доползает до самого верха, распахивается, и я застываю, как вкопанная, потому что прямо передо мной вместо коридора с набором квартир одна-единственная дверь. Не говоря ни слова, Демид достаёт ключ, отпирает преграду и жестом приглашает меня войти в кромешную тьму. Делаю пару неуверенных шагов, но Пригожин добирается рукой до выключателя, и я наконец-то снова могу видеть. Его холостяцкое логово отличалось простотой, свободой и функциональностью — не было всех этих дурацких примочек вроде бильярдного стола, курительной комнаты или кучи антиквариата, который богатеи обычно скупают лишь для того, чтобы пустить пыль в глаза.