Думаю, что комментарии излишни.
В заключение хочу сказать, что герой романа Сергей Морозов — Вячеслав Иванович Пальман. Что он за человек, как жил и работал на Колыме, читатель узнает из этой книги. И не только о нем, но и о десятках судеб таких же, как он — незаконно репрессированных в годы сталинского террора и добросовестно осваивавших необъятные просторы Колымы. Не только работавших, но и друживших по-настоящему, несмотря на каторгу, любивших необъяснимой чистой любовью, веривших в светлое будущее Родины…
Добавлю, что В. И. Пальман был реабилитирован Военной коллегией Верховного суда СССР 17 июня 1958 года (справка о реабилитации № 4н-2719/58).
Книга “Кольцо Сатаны” вышла в свет в том виде, в котором была тайно написана автором еще в 70-80-е годы, без каких-либо изменений и дополнений со стороны издателя.
И. Паникаров,
председатель Ягоднинского общества “Поиск незаконно репрессированных”, Магаданская обл.
К ВЕЛИКОМУ ИЛИ ТИХОМУ
Не голос памяти правдивой, таит беспамятность беду…
Дни были долгие, чаще светлые и теплые, только иногда облачные, с дождями. Менялись пейзажи. Чем ближе к Красноярску, тем меньше широких степей, больше лесов. Нередко возникали холмы, горушки, все реже деревни и города. Красиво и вольно смотрелась впервые увиденная Сибирь. И возникала щемящая тоска: все дальше от родных краев, от привычной и родной России. Если бы ехали по своей воле, без колючей проволоки перед глазами, без замков на двери, без ночных стуков снизу, чтобы проверить, нет ли пропила в полу для побега…
Эшелон двигался быстро, но зато и останавливался часто, где-нибудь на заросшем травой запасном пути. Пропускал товарные и пассажирские поезда. Транссибирская железная дорога в те годы еще далеко не везде была двухпутной, хотя на ней уже работала сотня тысяч заключенных, строившая эти самые вторые пути. Из своего зарешеченного окошка Сергей видел немало работяг с лопатами и кирками, карьеры, откуда тянулись бесконечные тачки со щебнем, видел в стороне бараки и ограды в колючей проволоке. Подобные пейзажи в иной день не исчезали из поля зрения ни на час. Наверное, каторжная Сибирь еще не видела такого многолюдства.
Их везли дальше.
Необычной приметой Сибирского пути были и следы частых крушений. Под откосом валялись то разбитые вагоны, то откатившиеся в черноте пожара цистерны, то паровоз, упершийся грудью в плотную массу сосен со следами пожара.
— К Иркутску подходим, — сказал сосед, железнодорожник Иван Алексеевич. — Бывал тут не раз. Вечная пробка. И нам постоять придется. Пиши письма своим.
Правдой и неправдой заключенные добывали бумагу, карандаши: на остановках, когда не дрожала рука, писали родным и близким, особым манером складывали листки в виде треугольничка, тут же адрес и слезную записку неизвестному человеку, которому выпадет судьба усмотреть белый треугольник. К этому неизвестному человеку обращались с просьбой запечатать письмо в конверт, надписать адрес. И опустить — можно и доплатным — в почтовый ящик.
С правой стороны каждого вагона, в полу, была дыра, ее закрывали круглой крышкой: уборная. Письма бросали в эту дыру непременно на подходе к станции или после отправки со станции. В таких местах людей ходит больше.
Святое и доброе дело сотворили те тысячи людей, что подняли на Великом Сибирском пути белые треугольники с хлебной коркой и не убоялись запечатать и надписать адреса. Сколько матерей и жен с благодарностью и слезами перекрестились, получив вес-точку от своих кормильцев! Жив их отец, муж или брат. Жив!.. И крепла надежда на встречу, на благополучный конец всеобщей российской трагедии.
…Вагон вихлялся, мимо проплывали товарные составы, шире расходились пути, их поезд забирал правее, перешел на второй путь и остановился почти у самого красноватого здания вокзала. На третьем пути уже стоял такой же состав с заключенными, из окна в окно начались расспросы, переговоры, крики охранников «молчать!», но кто их слушал! Другой сосед Сергея, бывший подполковник Виктор Павлович спрашивал: нет ли военных, и военные находились, передавали одну и ту же весть о Ярославском политизо-ляторе, о «Бутырках» и «Крестах». И все хотели узнать, куда их везут.
— Не знаем! — кричал Виктор Павлович. — А вас?
— Есть слух, во Владивосток. Оттуда на Колыму…
Это слово впервые прозвучало в вагоне и уже не уходило из памяти. О Колыме ходили легенды, будто там заключенные роют золото и ходят вольно, что кормят их «от пуза», поскольку без хорошей еды и спирта работать на Севере невозможно. Теперь и в Сергеевом вагоне заговорили об этой неизвестной Колыме. Вспоминали Джека Лондона и его Клондайк.