Если совпадение, то, во всяком случае, — любопытное и необычайное.
Не менее любопытное «совпадение» установлено и в другом случае, указанном духом.
В том же № 42 «Синего журнала» мы приводили снимок с «блока», записанного во время сеанса «духом И. И. Лолоио», который и подписал приведенный блок.
Наш сотрудник на этой неделе посетил петроградские кладбища с целью найти могилу какого-нибудь Лололио.
И действительно, на Волковой лютеранском кладбище была обнаружена могильная плита, на которой стоит надпись:
Георгий Иванов
СПИРИТЫ
Из петербургских воспоминаний
Пятница у H. Н., среда у X., понедельник у 3. Не все ли равно? Те же птифуры, те же разговоры, те же остроты. Скучно жить на этом свете, господа.
Ничуть. Вам надоели литературные салоны? Но разве они одни в Петербурге?
Разнообразие бесконечное, стоит только поискать. Да что там, как раз сегодня на Каменном острове заседают спириты. Хотите, я вас сведу?
В раззолоченных комнатах особняка на Каменном острове, госпожа фон Б., богатая дама, устроила общежитие «для ищущих истины». Она неравнодушна ко всему «возвышенному», играет, пишет, выставляет картины в кружке дам-акварелистов, но спиритизм ее главная страсть.
Хозяйка дома любезная, очень полная дама, с изумрудом, похожим на булыжник, болтающимся на груди. Она не хороша собой. Говорят, давно, очень давно, когда г-жа фон В. была еще барышней-невестой и не «искала истины», взбесившийся пес откусил ей ухо. Этот случай решил ее судьбу и судьбу двух дюжин «верных», хотя и обладающих обоими ушами, но зато лишенных десяти тысяч десятин в Саратовской или Полтавской и каких-то заводов в Тверской.
«Бдение» еще не началось. В зале с колоннами лакей приготовляет все для сеанса. Круглый стол «без железа», т. е. без винтов или гвоздей. Как известно, дух не станет общаться через стол, в который хотя бы воткнута булавка. И аксессуары — колокольчик, если дух захочет позвонить, сахарница, на случай, если он пожелает швырнуть в лица верным горсть сахара. Тут же икона и святая вода для усмирения злых сил.
Часы бьют восемь. Шурша тяжелым шелком, хозяйка грузно выплывает в залу.
— Как мило, что вы зашли. А почему в четверг не были? У нас были явления, — дух Карла Великого пролил чернила и загнал «Скорпиошу» на шкаф.
«Скорпиоша» — один из котов, благоденствующих в этом доме не хуже, чем люди. Ожиревшие от сливок и сна, они бродят по всем комнатам. Кошки эти тоже как бы посвященные, их допускают на сеанс и зовут по именам знаков Зодиака.
— Что это в маленьком кабинете, — морщится хозяйка, — такой странный воздух?
— Верно, Волопас опять плохо себя вел. Не знаю, что с ним и делать, — отвечает «брат-секретарь», человек с шевелюрой и «иконописными» глазами. На его обязанности, кроме переписки с заграничными спиритами на эсперанто, лежит еще заведование кошками.
— Волопас, Волопас, — укоризненно качает головой хозяйка. — Когда же ты исправишься? Брал бы пример со Стрельца! Совсем простой котик, а никогда не пачкает. А ведь ты — ангорский.
Волопас беспокойно выгибает спину, слушая эти ласковые упреки. Он знает, что после выговора его отнесут на место преступления и высекут так же, как если бы он был не Волопасом, а вульгарным «Васькой». Прежде этого не было, тогда и Стрелец вел себя не столь уж образцово. Но недавно «брат-секретарь» торжествующе показал хозяйке ученую книгу, где говорилось, что даже древние египтяне своих священных кошек за провинность драли.
Пора начинать. Но нельзя — ждут «профессора». Этот титул произносится часто, с весом, уважением и расстановкой. «Профессор обещал приехать…» — «Не захворал ли профессор?» «Позвоните профессору по телефону».
— Профессор приехал! — радостно объявляет кто-то. Шурша шелками, хозяйка сама идет навстречу желанному гостю.
Входит человек лет тридцати пяти, худощавый, мускулистый, гладко выбритый, с голубыми водянистыми глазками. На нем визитка и бархатный жилет в цветочки. Крепкий запах цветочного одеколона окружает его, как аура.
Профессор здоровается любезно, но с достоинством. Он извиняется — опоздал. Но сегодня столько уроков, — и в юнкерских и в авиационной школе. К тому же он порядочно продрог, — производил опыт, — нырял под лед. Он — профессор… плавания.
Продрогшему профессору несут чай и коньяк. Отпив глоток, он доливает его коньяком, отпив, еще снова доливает.
— Нет, мерси, — отказывается он от второго стакана, плеснув на дно пустого последнюю порцию коньяку. — Что ж, приступим…
…Темнота. Руки соединены в цепь. Проходят томительные минуты. Столик начинает колебаться. «Мохнатка» шарит по спинам, дух средневекового матроса отстукивает богохульства. Его успокаивают святой водой. Сменившие его добрые силы рассыпают сахар и звонят в колокольчик.
— Кто ты? — спрашивают нового духа, давшего знать о своем присутствии.
— Грешный скрипач, молитесь за меня!
В благодарность за будущие молитвы скрипач ударяет по басовым клавишам рояля. Хозяйка шепотом выражает удовольствие.
— Это что, — презрительно пожимает плечами одна из гостей. — Вот на моих сеансах постоянно играет Бах.
После сеанса — ужин, и отличный. Решительно, спиритические салоны приятнее литературных! Но пора уходить. Профессор плавания осведомляется, разведен ли мост, — он хочет пройтись для моциона.
— Мост? — расплывается хозяйка. — Сейчас я узнаю.
Через минуту в соседней комнате слышится легкое постукивание столика.
— Это Петр Иванович? Ах, это Магомет, простите, мой друг, я вас не узнала. Скажите, Магомет, когда разводят Троицкий мост? В час? Наверное? Спасибо, спасибо. А где Мари? В третьей сфере?.. Поцелуйте ее от меня…
Гости разбирают шляпы и палки и целуют ручку хозяйке. Сестры и братья деликатно зевают в ладонь — подвиг вещь утомительная. Ну, да теперь попьют чая, почитают вслух Аллана Кардека[27], потолкуют о Рама-Кришне[28], а там и спать…
За Калинкиным мостом, очень далеко, жила баронесса Т. Она писала стихи и печатала их под псевдонимом в собственном журнале.
Когда ночью загулявшей компании не хотелось расходиться, а ехать было некуда, кто-нибудь предлагал: поедем к баронессе.
Вопрос был только в извозчиках — повезут ли в такую даль. Гостям в доме за Калинкиным мостом были всегда рады. Заспанная горничная не удивлялась, впускала ночных визитеров. Через четверть часа в пышном пеньюаре выплывала густо нарумяненная, тоже заспанная, но улыбающаяся хозяйка.
— Ах, как мило, что заехали… Раб (голос ее становился повелительно-суровым), раб! — кричала она куда-то в пространство. — Собери закусить!
Еще через четверть часа «раб» — муж баронессы, морской офицер, — распахивал двери столовой: «Пожалуйте, господа».
В столовой, просторной и хорошо обставленной, в углу стоял человеческий скелет. В костлявых пальцах гирлянда электрических цветов. В глазных впадинах по красной лампочке.
Закуска, сервированная «рабом», не отличалась роскошью, зато вина и водки подавались «сколько выпьют». Баронесса показывала гостям пример. Муж больше курил и молчал. О нем вспоминали только тогда, когда слышался окрик: «Раб — еще мадеры! Раб — принеси носовой платок!» Он исполнял приказания и стушевывался до нового окрика.
— Баронесса, расскажите историю вашего скелета.
— Ах, это такой ужас! Он был в меня влюблен. Имя? Его звали Иван. Он был смуглый, красивый… Носил мне цветы, подстерегал на улице. На все его мольбы я отвечала — нет, нет, нет! Однажды он пришел ко мне страшно бледный — «Баронесса, я пришел за вашим последним словом». Я смерила его взглядом: «Вы его знаете — нет!»
27
…
28
…