— Я понимаю, — с тревожным вздохом согласилась Карина. И не в силах сдержать тревогу, прислонилась к его плечу.
Рональд легонько погладил ее по голове.
— Что ты хотела бы скрыть? Может быть, лучше сказать так. Я не хочу лезть туда, куда ты боишься меня пускать, но есть необходимость… Что случилось, антеоли?
Карина судорожно вздохнула. Да, она должна сказать ему, так правильно, так лучше всего.
— Артур… он… — начала она, но воздух застрял в горле. Просто не могла, физически не могла сказать. Слова рождались внутри, просились наружу, но застревали, словно она не управляла речью.
— Что сделал Артур? — горячая рука ни на мгновение не переставала гладить ее по волосам, успокаивающе, надежно. — Я догадываюсь. Если не можешь сказать — покажи.
— Артур… меня… изна… силовал! — закончила она, выпуская на волю запрятанные воспоминания, доверяя ему все: как сняла кольцо драконов, потом голубые холодные глаза и злое лицо Артура; острый страх, ощущение невозможности, нереальности происходящего, мгновение удушья, когда думала, что умрет, и решила не сопротивляться, и то невыносимое чувство, когда… когда тебя превращают в вещь. Одним махом — все.
И разразилась рыданиями. Неконтролируемыми, сильными, корчась у Рональда на коленях.
— Все хорошо, я держу тебя, — сказал Рональд. Он обнял ее крепче, легонько прижимал к себе, укачивал. А главное — держал.
Иногда человеку нужно только одно — чтобы его кто-то держал. Кто-то, у кого есть на это силы, кто понимает, как тебе плохо, кто может удержать тебя над пропастью твоего собственного ада.
Больше четверти часа выливался этот бурный поток — словно прорвало плотину, и неудержимые струи воды устремились на волю. И постепенно она стала ощущать, как в надежном, горячем кольце его рук успокаивается. Света не пришло, но стало легче. На месте тупой омертвелой травмы возникло чувство пустого места, которое можно заполнить чем угодно. Шрам никуда не уйдет, останется в ней. Но рана выплеснула боль и зарубцевалась.
— Мне так… стыдно, антео, — всхлипнула Карина в конце, когда стало легче. Рональд медленно и мягко приподнял ее лицо, невесомо поцеловал в соленые губы.
— Стыдиться нужно не тебе. Ты ни в чем не виновата. Ни в чем. Даже я частично виноват в этом, но не ты.
— Правда? — внутри еще полегчало и распустилось.
Иногда нужно опереться и на чужое мнение. Просто поверить тому, кому ты доверяешь, тому, кто имеет авторитет и вес в твоих глазах.
…Ни на секунду он не осудил ее, ни на мгновение она не ощутила, что в его глазах ей есть, за что себя винить и в чем стыдиться. Ни на мгновение не испытал брезгливости или ненужных эмоций. Лишь принял ее невыносимый для нее опыт бездной своей души. И все понял.
— Конечно, антели ол[5].
Карина улыбнулась, как ребенок, который утешился после слез. А он мягко опустил ее голову себе на плечо.
— Только… пожалуйста… я умоляю тебя… не убивай его, — прошептала Карина и всхлипнула в последний раз.
— Не убью, — спокойно ответил Рональд. — Слишком ценный ресурс. К тому же это было бы слишком просто для него.
Можно было испугаться за Артура, но у Карины уже не было сил. Просто положиться на Рональда, отпустить все. Он сам разберется с Артуром — как нужно и сколько нужно.
— Поспи сейчас, защиту поставим завтра, — тихо сказал Рональд и коснулся ее разума, словно баюкая. Глаза медленно закрылись, голова запрокинулась. Он понес ее на кровать, и последнее, что она видела, было чуть склонившееся к ней лицо ее антео с бездонным пониманием и любовью, льющимися на нее из черной бездны.
Но когда он аккуратно опустил ее, накрыл покрывалом и слегка отвернулся, на лице появилось жесткое холодное выражение…
Можно было испугаться за Артура… но не было сил…
Впервые с начала войны Ар’Тур позволил себе отдохнуть. Нужно было поспать хотя бы часа два. Сегодня они отстояли Беншайзе. Наверное, он заслужил отдых. Ар’Тур вспомнил яркие моменты сражения. Да, работать с дядей интересно, информативно и… да ему понравилось! Ар’Тур привык быть лидером. Но тут было не до гордости. Его бывший враг — и всплывший из неизвестности родственник — мог стать тем, у кого есть то, что ему, Ар’Туру, нужно. То, чему не научил и не мог научить его отец.