Эл'Боурн встал. Разговор был окончен, мозаика сложилась.
— Ты расскажешь ему о нашем разговоре? — спросил он по-деловому жестко. Его сердце заледенело. В центре души любовь смешалась с болью, а вокруг корочкой льда сомкнулось самообладание. Самое лучшее для нее, чтобы он ее отпустил. Самое лучшее для него — сохранить эту крохотную искру несбывшегося, что только и принадлежит ему в ее душе. Все было ясно.
— Нет, если ты этого не хочешь, — спокойно сказала Ки'Айли.
— Хорошо, пусть это останется между нами. Хотя он ведь телепат. Вряд ли ты сможешь что-то скрыть, если он это не позволит. Мне все равно. — Эл'Боурн отошел к выходу с веранды, скрестил руки на груди и невидящим взглядом посмотрел в сад. — Спасибо, Ки'Айли, ты внесла ясность. Я буду на Коралии через неделю, если захочешь увидеться — позвони мне. И, поверь, я не буду тебе докучать. Тем более, что ты теперь такая неуловимая, — он усмехнулся, и, впервые не обняв сестренку на прощание, пошел по дорожке. Не оборачиваясь, с решимостью отчаявшегося человека. Обнимать Ки’Айли теперь было слишком больно, хоть хотелось даже сильнее, чем всегда. Это могло сломать ледяной панцирь его самообладания. Чужая женщина, его любимая женщина. И будет такой всегда. Недостижимая, живущая в реальном мире. В том мире, что остался снаружи, за его ледяным панцирем.
— Хорошо, — спокойно кивнула Ки’Айли и больше ничего не ответила. Она молча смотрела ему вслед. В ее взгляде была печаль. И неуловимое, как запах чистого воздуха, сомнение.
Впоследствии Карина вспоминала эту ночь как самую ужасную в жизни. Даже первые ночи на Коралии, когда она просыпалась в холодном поту и в слезах, с раздирающей душу болью были не столь мучительны. А эта ночь была настоящей, неприкрытой пыткой. Вероятно, с местным снотворным оказалось что-то не так. Стоило Карине поплыть в сон на волне успокоения, как другая волна подхватывала ее и выносила обратно. Волны чередовались, тело немело, голова кружилась.
Это был ад. Оформленных мыслей не было, только навязчивые затягивающие образы. Карина не знала, сколько времени прошло. Казалось, уже несколько часов волны швыряют ее туда-обратно между сном и бодрствованием. Она начала вспоминать разные способы успокоения… Попробовала считать овец, как учила в детстве бабушка. Но на двухсотой овце ее затошнило от этого. Овцы прыгали перед глазами, веселились и, напротив, будоражили разум. А стоило какой-нибудь особо покладистой овечке застыть и кротким взглядом позвать в негу сна, как накатывала будоражащая волна и уносила обратно. Разум просто боялся спать, словно заснуть означало умереть… Карина протянула руку, посмотрела время на инфоблоке: три часа по местному времени. На сон оставалось максимум пять часов. В итоге ей надоело бороться с собой.
…Ну что ж, остается признать, теперь, когда уже нет смысла сопротивляться, что… Тарро Рональд волнует ее. Что она… влюблена в него? Нет, это чувство сложно назвать просто влюбленностью. Это нечто большее, странное, но необыкновенно глубокое и широкое. И острое. Он сказал тогда в ресторане, что испытывает острую потребность в ее обществе. Вот и она тоже… Пора признаться себе в этом. Общение с ним — это что-то немыслимое, непередаваемое, затягивающее. Это самое интересное из всего, что было в ее далеко не скучной жизни. Это вообще самое лучшее, что с ней когда-либо происходило! Она просто физически ощущает нехватку его присутствия — здесь в правительственной полусфере, на Тайвани, да и вообще в этом мире! И если он не вернется, ее жизнь останется пустой и смятенной. В голове возник образ новогодней елки, с которой падают блестящие украшения, а потом чьи-то руки метелкой сметают звездочки в совок и выбрасывают на помойку… Так же будет и с ее жизнью. Праздник, наполненность закончатся, мишура облетит…
Признаю, окончательно признаю, что Тарро Рональд мне небезразличен. Только можно мне поспать? — подумала Карина, чувствуя, как руки и ноги немеют, а голову снова сжимает обруч. Подсознание усмехнулось. Ну и что? Признавай что хочешь, а сна не будет. Эти волны будут кружить тебя, бросать туда обратно, и в конце концов разобьют о скалы. Или ты разобьешься о невозмутимость и спокойствие Тарро. Итог один.
Карина повернулась на спину. Сердце колотилось, и она знала: если бы свет был включен, то перед глазами бы темнело. Хуже пытки еще не было. Она посмотрела на часы: пять утра. Лучше совсем не спать, чем так мучиться.
— Свет! — дрожащим голосом сказала Карана. В комнате стало светло. Она попробовала сесть. Получилось. Все было как вчера, только еще хуже. Голова кружилась, периодически ее сдавливало жестким обручем, перед глазами мельтешили темные круги. Любое, даже небольшое движение, вызывало сердцебиение, и начинало не хватать воздуха. «Третьи сутки без сна приносят с собой галлюцинации», — прозвучала в голове очередная фраза из земного курса ВНД и психофизиологии. Да, действительно, словно издалека, ей слышался шум, навязчивое гудение, мягкое, но неприятное. Ага, и функции мозга уменьшаются на сколько-то там процентов, больше шестидесяти, вспомнилось ей. Карина помолилась, как могла, и неровной походкой отправилась приводить себя в порядок.