Ар'Тур, как всегда, действовал быстро, буквально на ходу, мгновенно переключаясь с одной задачи на другую. Древний же он в конце-то концов! И все это время думал о Карине. Теперь он боялся.
Когда она, прямая, тонкая, отчаявшаяся, вышла из зала, не дожидаясь конца заседания, Ар’Тур вдруг испугался. Как бы ни хотелось ему… да, не стоит врать себе — вернуть ее, тут ему стало страшно. Что если это сломает ее по-настоящему? Стоило все этого? Что если она не выдержит? Сойдет с ума, наложит на себя руки? Эта мысль вызывала панику.
Идиот! А ведь об этом он раньше не подумал, окрыленный своим гениальным планом! Она ведь живая девушка, которой и так много досталось в жизни. Хрупкая, нежная, самоотверженная… Каково узнать, что человек, которого ты думаешь, что любишь, уничтожил твою родную планету? Возненавидит она его, как рассчитывал Ар’Тур? Или просто сломается, как жесткий стебелек на слишком сильном ветру… Карина ведь не гибкая, она не может, как трава, клониться, клониться — и распрямляться вновь. Она твердая и несгибаемая, а потому может просто сломаться.
Еще он боялся ее реакции, как она отнесется теперь к нему, Ар’Туру? Ведь это он докопался до правды и этим сломал ее жизнь, то, во что она верила…
И что страшнее, Ар’Тур не знал.
Дела закончились резко. Вернее Ар’Тур поставил в них точку и бегом устремился к элеоу.
— Наконец-то! — сказал Дух, когда на пороге гостиной появился Ар’Тур. С ними уже была Ис’Абель, и, как могла, поддерживала землян. Андрей и Анька с Ванькой сидели на диване, молчаливые, собранные, бледные, и только Дух расхаживал из стороны в сторону, как лев в клетке.
— Где Карина? — сразу спросил Ар’Тур, не найдя ее среди остальных.
— У себя, — ответил Дух и внимательно посмотрел на Ар’Тура, — Слушай, давай начистоту: у тебя есть ключ от всех дверей? Ты можешь открыть ее комнату? Ясно же, что вы за нами наблюдали, и открыть что угодно можете…
— Ключ от всех дверей есть, — серьезно ответил Ар’Тур, — и да, наблюдали.
— Вот и давай посмотрим для начала, что она делает, а то нам страшно за нее, — просто сказал Дух, — а если понадобится — откроем и откачаем…
— Думаешь, уже дошло до этого? — напряженно спросил Ар’Тур. — Давно она там?
— Часа два. Сказала, что пошла спать. Но слабо мне в это верится. Сам понимаешь…
— Понимаю. Хорошо, мне надо немного времени, чтобы связаться с информационным центром, — Ар’Тур снял с плеча инфоблок, — мы уже давно не следим за вами, и прямо с моего блока ее комнату не посмотреть…
Спустя пять минут Ар’Тур продемонстрировал землянам и сестре картинку, полученную из информационного центра, куда передавалась информация из комнат землян: Карина неподвижно сидела на краю своей кровати и ничего не делала.
— Плохо, — сказал Дух и вздохнул, — я думал, она хоть рыдает.
— Но и хорошо, — возразил Андрей, — значит, живая, в петлю не полезла.
— Да, — согласился Ар’Тур. Но сердце ушло в пятки. Такой Карину он еще не видел. Даже после гибели Земли, в самом начале, она была живая. Отчаянная, собранная, сходящая с ума от случившегося, но живая. Жалость, страх и вина залили его сердце.
— Вы с ней поговорить-то пытались? — спросил он.
— Конечно. Регулярно звоним в дверь. Но она притворяется, что спит, — сказал Дух.
— Или не слышит, потому что в шоке, — заметила Анька.
— И так, и так может быть, — сказал Ар’Тур.
— В общем, надо извлекать ее оттуда, — заключил Дух, — и поменьше оставлять одну. А то я прямо не знаю, что делать. Такие зависания не в ее духе. Она всегда держится, а тут…
— Я попробую с ней поговорить, — сказал Ар’Тур. И искренне добавил, — в конечном счете, это я заварил кашу.
— Давай, — согласился Дух.
Ар’Тур встал перед дверью и твердо нажал звуковой сигнал.
Войдя в свою комнату, Карина села на краешек кровати и замерла. Если бы это была просто сильная боль, то можно было бы раскачиваться из стороны в сторону. Или рыдать, выть в голос, катаясь по кровати. Но это была другая боль. Та, что выедает все живое, сжирает душу, оставляя мертвое белое поле и пустоту. Карина уставилась в одну точку — в центр белой двери. Не думать, не чувствовать… И смотрела на себя со стороны. Вот я сижу в своей комнате — своей ли? Есть ли у меня что-нибудь свое в этом чужом мире? И смотрю на белую дверь в Белом Замке. Вот все и закончилось. Кончилось. Все. И Земля, и Рональд, и служение. А значит, и ее жизнь. Навсегда. И выхода — нет.