– Значит, тело в моем морге…
– Является corpus delicti, – кивнул я. – Это юридическое выражение, оно не имеет ничего общего с трупами. Означает «тело преступления» – материальную улику, что было совершено нарушение закона.
Чарли медленно кивнул. Его ясные зеленые глаза смотрели как будто бы за тысячу километров, вдаль, в будущее, уже кажущееся слишком тревожным.
– Если бы эти халуки не были такими умными! Я слышал, они не только догнали нас в технологии, но начинают ее усовершенствовать.
– Это правда. – Карл уныло отрезал еще ломоть пирога. Пирог почти что кончился. – Некоторые из их звездолетов равны лучшим нашим экземплярам. Правда, большинство еще отстает. Но они все время перенимают наши производственные секреты, и технологический барьер скоро будет преодолен. Все еще существует эмбарго на продажу халукам оружия, но вы же знаете, как мало оно значит. Контрабандная торговля оружием – старое доброе человеческое развлечение, и к тому же чертовски выгодное.
– Они обрушатся на нас войной, – подытожил я, – если мы не предотвратим этого в самом начале. Нужно заставить их допустить людей на свои планеты под угрозой полного запрещения торговли.
– Заставить их? – воскликнул Чарли Уайт. – Господи Иисусе, но как?
– Я над этим работаю, – ответил я.
– А халуки об этом знают?
– Возможно, – кивнул я.
– Может быть, поэтому они пытались вас похитить, – сказал Чарли.
Я и сам пришел к подобному заключению.
– Ну да. Но будь я проклят, если понимаю, почему они просто не прикончили меня. Зачем брать меня живым? Я не ношу с собой ценных свидетельств против них. У меня и вовсе нет свидетельств, они все у Ефрема Сонтага, и он так запаролил данные сразу по получении, что их все равно никто не добудет, даже я. Для нас в этой игре еще не пришел срок обнародовать свою антихалукскую стратегию, так что вряд ли можно рассчитывать, что я выдам особенно важные секреты под психотронным давлением. А уж зачем похищать кроме меня моего брата Дана и сестру Вифи?
Чарли только покачал головой.
Снаружи сгущались ночные тени. В дождевой мороси блестели огни патио и отражались в гладких боках хоппера Карла. Я доел последний кусок шоколадного пирога. Чарли заварил свежий кофе, и мы сидели за столом, попивая его в ожидании, почти без разговоров.
Наконец, около девяти часов вечера, появился хоппер Беа Манган и припарковался рядом с Карловым. Беа вошла через заднюю дверь, на вид усталая, но довольная собой, и бросила диск-носитель на стол передо мной.
– Вот отчет, Адик. Я уже послала копию делегату Сонтагу. Чарли помог жене снять пальто, подогрел воду и положил в чашку китайского фарфора пару пакетиков чая с перечной мятой. Я подвинул для Беа еще один стул и извинился, что мы съели весь пирог. Она сказала, что отлично поужинала в кафетерии в башне Коммерции. Когда она немного отдохнула и попила мятного успокаивающего чаю, я задал свой главный вопрос.
– Что показало исследование? Говори свободно, Чарли теперь все знает.
Беа испытующе взглянула на меня.
– Адик, я думала, мы…
– Твой супруг увяз в этой истории по горло, как и все мы, – ответил я. – Он заслуживает полного знания, что на самом деле происходит.
– Это к лучшему, – сказал жене Чарли. – По крайней мере теперь я знаю, насколько важен труп, валявшийся в моем морге под чужим именем.
– Так что, он полуклон? – нетерпеливо спросил я.
– Да, – отозвалась Беа. – Если, конечно, данные, полученные от Лорна Буханана, верны. Так называемый маркер, изобретенный Эмили Кенигсберг, не что иное, как уникальный набор интронов, не несущих информации частиц ДНК. Он заключается в четырех разных хромосомах плюс единственный мутант-экзон из комбинированного управления теломерных протеинов. Генетический профиль индивидуума, которого ты называешь Шерстяной, содержит как интронную часть, так и мутант-экзон, типичные для полуклонов.
– Что такое теломерные протеины? – спросил я. Доктор Чарли ответил:
– Теломеры – это лентовидные придатки на концах хромосом. Каждый раз, когда клетка делится – а это происходит в нормальном человеческом теле примерно около 70 раз перед тем, как откинуть копыта, – теломер чуть-чуть уменьшается. У клеток молодого организма теломеры длинные. У старых, изношенных клеток – покороче. Медицинские работы с генами, которые влияют на теломерные протеины, – это один из главнейших способов, применяемых дистатической терапией для омоложения и исцеления клеток. На эту тему написаны горы научной литературы.
Беа добавила:
– Теломеры Шерстяного оказались соответствующей длины для человеческого мужчины примерно его лет. Вполне возможно, что эффект экзонов-мутантов незначителен.
Я нахмурился.
– Тогда зачем бы Кенигсберг возиться и вводить их в группу идентификации полуклонов? Неужели комплекта интронов было бы недостаточно, чтобы отличить фальшивых людей от настоящих?
– Интронов было бы достаточно, – кивнула Беа. – Эмили вынудили ввести экзон – по очень странной причине, о которой я вам сейчас расскажу.
– Какова функция этой мутантской штуки? – спросил Карл.
– Практически никакая, – сказала Беа, – по крайней мере, если судить по Шерстяному. В биообразце, который я наскоро изучила, теломерные протеины выглядят совершенно обычно.
– А как-нибудь поподробнее это изучить нельзя? – поинтересовался я.
– Кому-то придется заняться этим долговременным исследованием, – ответила она, – чтобы определить, повлиял ли как-нибудь добавочный экзон на процесс старения специфических функций тела в целом. Может быть, этот экзон – протоген, и остается бездейственным при обычных обстоятельствах, но подключается при воздействии какого-то внешнего фактора. В таком случае исследователь не раскроет эффекта мутации, пока не даст ей толчок к действию. Возможно, халукские ученые уже обнаружили этот хитрый экзон и исследовали его. Однако, исходя из заторможенного развития их молекулярной биологии, я бы усомнилась.
– Я тоже, – кивнул я.
Вся эта информация казалась куда более генетической, чем я способен был сейчас воспринять – хотя и подозревал, что это важно.
Беа сделала долгий глоток чая и вздохнула.
– Перейдем к следующему интересному – и очень странному – открытию, которое я сделала сегодня. Помните труп халука, который был отправлен в Токийский университет «Оплотом»? Это случилось несколько лет назад, как раз перед самым похищением Евы, сестры Адика.
Мы с Карлом закивали. Я объяснил Чарли:
– Это было грацильное тело. Выглядело как нормальный алломорф, но таковым не являлось. У него человеческие ДНК мешались с халукскими. За долгий период вражды наши ученые почти не имели возможностей изучать халукский геном. Так что, когда «Оплот» захватил пиратское судно квасттов, на борту которого был покончивший с собой халук, тело было продано Токийскому университету за кругленькую сумму. Этот труп неожиданно стал первым доказательством, что халукский алломорфизм преодолевался с помощью запретной генной терапии.
– Также вы, возможно, помните, что токийский труп был возвращен халукам в залог нового торгового договора, – продолжала Беа. – Якобы для религиозного погребения. Данные, добытые японскими исследователями, конфисковал и опечатал СМД из политических соображений, которые остались неясными для научного сообщества… Может, вы не знаете, что официально халукский геном остается нацеленным на преодоление предалломорфного синдрома. Новые человеческие исследования в халукской биологии сейчас могут проводиться только с разрешения СМД. А разрешений не было получено ни одного.
Я цинично усмехнулся.
– Точно. Халуки – и наше проклятое правительство вместе с ними – не желают обнародовать факт, что для преодоления алломорфизма были нелегально использованы человеческие гены. Вот почему токийские исследования никогда не публиковались. Мой отец добился хоть какой-то информации, выкручивая руки академикам, а полный отчет был аннулирован.