На вокзале он очень уверенно потянул за поводок мимо удивлённой публики на платформе вплоть до самого спального вагона, где немедленно направился к умывальной раковине и расположил своё пластичное тело в её контурах. Он поднял левую лапу и слегка потрогал кран. Больше я его не видел.
В течение последующих десяти дней я получал письма, где говорилось о восторге Миджа от своей вновь обретённой свободы, о рыбах, которых он поймал в речке и море, о том как он приходил очень усталый и сворачивался калачиком у огня, о тревожных часах его отлучек, о том, что, наконец, принято решение, что ему будет лучше без уздечки, которая, несмотря на все ухищрения и опыты, потраченные на её конструкцию, всё- таки могла зацепиться за какое-нибудь подводное препятствие и утопить его.
16 апреля я упаковал свой собственный багаж, и на следующий день должен был быть в Камусфеарне, когда мне позвонил управляющий усадьбой, куда входила и Камусфеарна. Он сказал мне, что прошёл слух, что в деревне милях в четырёх к северу от Камусфеарны убили выдру, а Мидж пропал. Однако было определённое противоречие: говорят, что убитая выдра была такой тощей и облезлой, что убийца даже не посчитал нужным сохранить шкурку. Подробных сведений не было.
Их так и нет по сей день, нет приличного конца, нет опознания тела, нет символических похорон у подножья рябинового дерева, нет человеческой доброты к тем, кто любил его и потратил целый день на его поиски, а дверь дома была открытой настежь всю ночь.
Я приехал в ту деревню на следующий день после обеда. Ещё на станции мне рассказывали противоречивые истории, на лодке, пока меня везли в деревню, и на пристани в той деревне. Кое-кто говорил, что убили очень старую выдру, а Мидж вернулся цел и невредим, другие говорили, что Миджа видели в селении в нескольких милях к югу от Камусфеарны. Я им не поверил, я уже знал, что Мидж погиб, но меня влекло неодолимое желание узнать, как и кем он был убит.
В деревне мне рассказали, что один дорожный рабочий ехал на своём грузовике мимо церкви, там он увидел выдру на дороге, граничившей с морем, и убил её. Шкурка была частично облезлая, и он её не сохранил.
Я выяснил, где живёт тот человек, и поехал туда мили за четыре в глубь побережья, чтобы увидеться с его семьёй. Я прибыл туда тайком, так как надеялся найти шкурку Миджа, прибитую гвоздями и сохнущую где-нибудь в окрестностях дома, чего бы мне не позволили увидеть, если бы я сначала стал спрашивать. Для меня это значило бы столько же, как найти скальп друга-человека, но мне всё-таки нужно было узнать.
В той семье мне сказали, что ничего не знают. Шкурка, говорили они, была такая невзрачная, что убивший выдру Большой Ангус, выбросил её ещё до того, как вернулся домой. Нет, они не знают, где. Большого Ангуса сейчас нет дома, он приедет попозже на мотоцикле, если я останусь в деревне, то может, и встречусь с ним.
Я дождался. Мотоцикл, наконец, приехал. Да, это правда, он убил вчера выдру, но также верно и то, что шкурка была наполовину облезлая, и он не посчитал нужным её сохранить. Разговаривал он со мной вежливо и весьма открыто.
Я попросил его показать мне, где же это случилось. Мы прошли с ним метров двести назад к крутому повороту, где небольшая церквушка с погостом стояла между дорогой и морем. Он ехал по дороге на грузовике, а выдра была вон там, прямо над дорогой в канаве. Он остановил грузовик. Теперь мне стало всё предельно ясно.
- Как же вы убили её? - спросил я. - Палкой?
- Нет, майор, - ответил он, - у меня в кузове машины была колотушка.
Он полагал, что дикая выдра будет ждать его на дороге, пока он будет ходить за орудием её смерти. Он настаивал на своей версии, по его словам, выдра, которую он убил, не могла быть моей.
- Она была старая и очень худая, - снова и снова повторял он. - Я бросил тушку в речку, а точно не помню где.
Его очень хорошо проконсультировали, и они очень хорошо отрепетировали все ответы, как я узнал об этом гораздо позже, когда он со страху стал спрашивать, как ему быть. Храбрый убийца, за ложь и обман я готов был убить его на месте с таким же легкомыслием, с каким он уничтожил создание, которое я привёз за столько тысяч миль, убил его быстро и предательски, когда Мидж вовсе и не ожидал этого, он и не подумал даже, что наказание за это будет как за преступление.
А я по глупости взывал к тем чувствам, которых у него не было. Я умолял его рассказать мне всё, пытался дать ему понять, каково мне будет жить в Камусфеарне и изо дня в день ждать его возвращения, в которое я уже не верил. А он всё стоял на своём.
Позднее я узнал об этом от одного более гуманного человека.
- Не могу видеть, как вас обманывают, - сказал он. - Это просто даже неприлично, а правда такова. Я видел тушку зверька на грузовике, когда тот остановился в деревне. Ни волоска на ней не было попорчено, кроме как на голове, которая была проломлена. Если он до того и не знал, что она ваша, то потом уж точно узнал, так как я сказал ему: "Если ты посчитал, что это дикая выдра, то тебе надо лечиться. Неужели ты думаешь, что дикая выдра стала бы дожидаться, пока ты будешь её убивать ясным белым днём?"
Он просто-напросто лжёт вам, а я только представил себе, как вы будете искать и звать вашего зверька у ручья и кромки прибоя каждый день, и просто не смог стерпеть, - ведь он давно уже погиб.
По кусочкам я собрал всю историю. Последние несколько дней Мидж бродил по округе как неприкаянный. И хотя всегда возвращался домой ночевать, он, должно быть, заходил довольно далеко, так как однажды забрёл в избушку в восьми милях к югу по побережью. Там его узнали и не причинили никакого вреда, а на следующий день он отправился на север, где его и убили. Чуть раньше его узнали и там, кто-то заметил выдру у себя в птичнике, побежал было за ружьём, а затем обратил внимание, с каким безразличием выдра относилась к курам и сделал правильный вывод. Мидж уже шёл домой, когда встретился с Большим Ангусом, а ведь его никто не учил тому, чтобы бояться или не доверять человеку. Хочу думать, что его убили быстро, но жаль, что ему не удалось показать свои зубы убийце.