Я не стал пробовать других животных, так как, во всяком случае, ни у кого из этих существ не было ничего общего с Камусфеарной. Вместо этого я приобрёл себе чертову дюжину маленьких блестящих тропических птичек, которые свободно летали у меня по гостиной. Они оказались гораздо более чистоплотными и менее опасными, чем Кико.
Если Камусфеарне явно не хватало одного очевидного признака романтичности, так это захоронённого сокровища, не символического клада, а настоящих сверкающих монет в тайнике. Теперь же, к сожалению, во время моего отсутствия и эта мечта сбылась. Двое лесных рабочих, копавших канаву на склоне за домом, наткнулись на небольшой клад монет, то ли спрятанный, то ли брошенный кем-то вместе с остатками шкуры, в которую они были когда-то завёрнуты. Большей частью это были монеты ХVI века: Марии Тюдор, Филиппа и Мэри, Елизаветы и Якова I, а одна, самая большая, была талером Фридриха Ульриха, герцога браунсвикского и люнебургского.
То были, вероятно, сбережения какого-либо рыцаря или наёмника, который подобно многим шотландцам, предоставил свой меч и храбрость в услужение иностранным военачальникам. Клад, если только это был клад, а не просто поспешно припрятанный мешочек, когда враг уже был рядом, должно быть, так и остался его собственной тайной. И погиб ли он в битве за какую-либо дальнюю землю или в жестокой, зверской стычке клановой войны- неизвестно, но так или иначе сокровище оставалось нетронутым в течение более трёх веков.
Ранней весной следующего года я снова решил вернуться в Камусфеарну. Там-то, в холодную, ясную погоду на фоне сияющего пейзажа, который давно уже стал мне родным, я снова ощутил отголоски той пустоты, которую испытал, когда убили Миджа. Вначале смутно, затем ясно и отчетливо возникла мысль о том, что это место несовершенно без выдры, что у Миджа должен быть преемник, что, в конце концов, в Камусфеарне всегда должна быть выдра до тех пор, пока я живу в этом доме.
Приняв, наконец, решение, я обратил всё своё внимание на эту цель. Так как у меня в памяти ещё были свежи воспоминания о рабской зависимости от Миджа, я сначала написал своим друзьям в зоологических кругах, которые раньше предлагали мне смотрителя для выдры, а затем стал систематически осматривать все закоулки побережья вверх и вниз от Камусфеарны. Одна гряда островков, уходящих в залив от Камусфеарны, называется островом выдр, и на них есть нагромождение больших валунов, образующих целую систему низких пещер, где часто бывают выдры. Ещё до того, как я увлёкся выдрами, я видел там выводок щенков. Однако теперь, хотя некоторые из внутренних палат были приведены в порядок, и там даже были свежие постели, не было никаких признаков молодняка, а общественным отхожим местом пользовались очень мало. У каждой норы выдр есть такое отхожее место, а экскремент (который называется "помётом" и не имеет противного запаха, так как состоит целиком из перемолотых рыбьих костей, или же как в случае с выдрами, живущими на побережье, из остатков скорлупы крабов) нередко образует пирамидальную горку. Я, помнится, видел на самой вершине её, в то лето, когда на острове выдр были детёныши, малюсенькую горошину помёта, отложить которую крошечному щенку удалось, должно быть, лишь совершив неимоверный акробатический трюк.
Одну за другой я обошёл все известные мне норы, но по-видимому, выдры не размножались тогда в районе Камусфеарны. Я вовсе не отчаялся найти себе щенка в этой местности, так как у выдр не бывает определённого "сезона деторождения" и щенков находили практически в любое время года, но в качестве запасного варианта я написал Роберту Энгорли в Басру и попросил его договориться с болотными арабами, чтобы они достали мне ещё одну выдру породы Миджа.
В ответ на запрос Энгорли болотные арабы принесли ему несколько щенков подряд, три из которых были Lutrogale perspicillata maxwelli, но все они померли в первые же несколько дней. Это он в конце концов объяснил тем, что в течение нескольких дней до этого с ними обращались небрежно и неумело, а теперь заявил, что не возьмёт щенка, который пробыл в неволе более двенадцати часов. В результате, следующий щенок выжил, и в конце июня он написал мне, что можно заняться организацией его перевозки в Англию тогда, как мне только захочется.
Это была не максвеллова выдра, но он лично считает, что она принадлежит ещё к одному неизученному виду. Она жила в доме, и была так же дружелюбна и игрива, как любая собачка.
Теперь, будучи в уверенности, что у Миджа будет преемник, я начал тщательно готовиться к его приему и решил полностью воспользоваться с трудом приобретённым опытом. Мои давнишние запросы о попечителе выдры, наконец, принесли плоды, и теперь я мог нанять Джимми Уатта, выпускника школы, который хоть и не имел опыта общения с выдрами, очень хорошо чувствовал живую природу и хотел работать с этими зверьками. В Лондоне я построил большой стеклянный аквариум в саду. Я договорился, чтобы отправить выдру самолётом из Басры в Лондон в четверг, 10-го июля, но отделка аквариума в предыдущий понедельник ещё не была закончена, и я дал телеграмму Энгорли, попросив его отложить отправку до следующего рейса во вторник, 15-го.
В понедельник, 14-го июля, по Ираку прокатилась революция, и во вторник на улицах Багдада уже играли в футбол головой наследного принца. О Роберте Энгорли, который по роду своей службы в качестве главного егеря считался одним из личного окружения тирана, я больше с тех пор ничего не слыхал.
Один случай выделяется тем золотым среднеземноморским летом в Камусфеарне, летом, которое было испорчено только моим собственным вакуумом разочарования, моими лисичками, испортившими виноградник и лишившими мой любимый пейзаж присущего ему оптимизма.
Это было зрелище такого великолепия и грандиозности, которое, пожалуй, должно было подавить во мне это наваждение, как никчёмное желание завести у себя дома какой-то особый вид дикого животного. Я частенько и раньше видел как северное сияние, aurora borealis, мерцает и подрагивает в тихом ночном небе над горами, но никогда, до этой ночи, так и не понимал его грозного величия, не испытывал чувства полного отрицания, которое оно наводит.
Текс Геддес, который работал со мной гарпунёром на акульем промысле, приехал ко мне в гости с острова Соэй, который он купил, когда промысел закрылся. Он оставил свой баркас на якоре в заливе перед домом, и мы так разговорились, что только поздней ночью он вспомнил о времени. Занавески были опущены и горели лампы, так что мы и понятия не имели о том, что во внешнем мире происходит нечто необычное. Текс вышел в дверь раньше меня, а я всё ещё был в доме, когда раздался его голос: "Господи Иисусе Христе! Да ведь это просто конец света, они пытаются сбить луну спутниками или что-то в этом роде!"