— Уф, наконец-то! — Торин вытер рукавом пот со лба. — Откровенно говоря, уходили меня эти леса.
Они двинулись в обратный путь, взвалив карлика на спину пони. Обернувшись, Фолко с каким-то неясным сожалением кинул взгляд на тёмные рубежи Старого Леса. День тускнел, с юга наползали низкие тучи. В постепенно сгущающемся сумраке чуть слышно журчал ручей да изредка раздавались далёкие птичьи голоса. Хоббит шёл впереди, ведя в поводу пони. Торин шагал следом.
— Хотел бы я знать, кому это пришло в голову собирать остатки недобитых орков?! — спросил гном, обращаясь неизвестно к кому. Хоббит только пожал плечами, и гном продолжил: — Много ли их может там быть, на самом-то деле? Сколько уж лет мы ходим к Агларондским пещерам мимо тех мест, и никогда ничего не случалось… А, ладно, сдадим в Аннуминасе карлика куда следует, пусть там и разбираются…
Над Брендивином уже давно догорели последние лучи вечерней зари, когда усталые путники наконец дотащились до усадьбы Брендибэков.
По дороге гном так надоел хоббиту своими бесконечными рассуждениями на тему о бессмысленности борьбы за власть в Средиземье сейчас, при сильной королевской власти, что Фолко был несказанно рад, когда они наконец очутились в его уютной комнате, предварительно сдав пони с рук на руки дядюшке Паладину, впервые пробормотавшему, что Фолко, быть может, ещё не совсем безнадёжен, и улеглись спать, устроив тщательно связанного карлика в углу и бросив ему подушку и пару одеял.
Выбившийся из сил хоббит уснул сразу же, как только оказался в постели.
Глава 3.
ЧТО ТАМ, ЗА ПОВОРОТОМ?
Гном проснулся на заре и сразу же разбудил Фолко.
— Мне пора собираться, друг хоббит. Сегодня хорошо бы добраться до Пригорья, там заночевать, а оттуда до Аннуминаса ещё пять дней пути… Послушай, а не продаст ли мне твой дядюшка какого-нибудь захудалого пони? Он и так изрядно погрел руки, может, удовлетворится этим?
— Пони на продажу у нас были, — ответил Фолко, шумно плескаясь под умывальником. — Поговори с ним. Он наверняка торчит в кухне, пока тетушка занята в курятнике… Я тебе соберу еды в дорогу.
Хлопоты ненадолго отвлекли Фолко от грустных мыслей. Гному не потребовалось много времени, чтобы уговорить дядюшку. С горестными воплями и причитаниями, до небес превознося достоинства проданной лошадки, дядюшка ухитрился получить с гнома вдвое больше рыночной цены. Торин ещё раз тщательно упаковал карлика в свой мешок, привесил топор к поясу, застегнул плащ на левом плече узорной кованой фибулой.
Провожать гостя из далеких гор выбежало всё население усадьбы.
— Вот мы встретились и расстаёмся, Фолко, сын Хэмфаста, — сказал Торин. — Спасибо тебе за всё! За ночлег, за тепло, за еду и беседу. Спасибо, что ты вытащил меня в поход за пропавшим пони, иначе мы не столкнулись бы с карликом. Спасибо за твой меткий глаз и верную руку — иначе мы не поймали бы его. Жаль, что я не сумел как следует прочесть Красную Книгу, но жизнь длинна, и я уверен, мы ещё встретимся с тобою. Когда — никто не знает, но будем надеяться! Не унывай! Вы славный народ, и я сразу же полюбил тебя… Мы могли бы постранствовать вместе… Жаль, что вы стали такими домоседами…
Гном ободряюще улыбнулся Фолко, почтительно поклонился молчаливо глазеющему на них обществу и вывел навьюченного пони за ворота. Там ещё раз обернулся, прощально поднял руку, сел в седло и вскоре исчез за поворотом.
Собравшиеся во дворе усадьбы хоббиты стали понемногу расходиться, бросая настороженные взгляды на потерянно топчущегося у ворот Фолко. Двор совсем опустел, когда и он, съежившись и повесив голову, поплёлся к себе. Дядюшка Паладин что-то крикнул ему с другого конца коридора, но Фолко не обратил на него ни малейшего внимания.
В воздухе его комнаты ещё ощущался запах крепкого, забористого гномьего самосада, отодвинутое кресло ещё хранило очертания его могучей фигуры, более привыкшей к жёстким доскам постоялых дворов, чем к комфорту и уюту хоббитских жилищ. Фолко вздохнул и взял в руки лежавший на постели клинок Мериадока, чтобы повесить его на обычное место над камином. И тут произошло неожиданное.
Стоило пальцам хоббита взяться за древнюю костяную рукоять, отполированную пальцами стольких поколений гондорских воителей, как в глазах у него помутилось, и он наяву представил себе гнома, скачущего по бескрайним просторам. Плащ вился за плечами Торина, за поясом сверкал отполированный боевой топор, а со всех сторон, из-за каждого куста, пригорка или камня, в него направляли небольшие, но бьющие без промаха луки стрелки-карлики, и некому было предупредить гнома, остеречь его, спасти! Фолко помотал головой, отгоняя странное видение. Оно поблекло, но не исчезло, и тогда он нарочито шумно стал придвигать к стене стул, чтобы водрузить на место клинок.
— Фолко, ты почему не отзываешься, когда тебя зовут? — На пороге выросла фигура дядюшки. — Я тебе что сказал? Собирайся, вместе с Многорадом репу на торг повезёшь. Давай, давай, шевелись, лентяй, думаешь, возы за тебя тоже я грузить буду? — Дядюшка при этом продолжал что-то жевать, крошки падали ему на грудь, он заботливо подбирал их и отправлял в рот.
«Жаль, что вы стали такими домоседами…» Прощальный взмах руки Торина. И его взгляд, обращённый уже не к остающимся в своем тёплом и покойном гнёздышке хоббитам, а к убегающей вдаль дороге, к неблизкому и опасному пути… Что ему, вольно живущему гному, до его, Фолко, сородичей, давно забывших терпкий вкус дальних странствий? И что остаётся ему, Фолко Брендибэку? Возить на торжище знаменитую на всю Хоббитанию брендибэковскую репу?! И слушать этого толстого глупого дядюшку Паладина?!
«Жаль, что вы стали такими домоседами…» Фолко наполняла весёлая бесшабашная злость. Порывшись в углу, он достал оттуда видавший виды заплечный мешок с двумя лямками, разложил его на постели и спокойно принялся собираться. Некоторое время дядюшка ошарашенно следил за ним, а потом побагровел и заорал, брызгая слюной:
— Ты почему меня не слушаешься, а?! Бездельник, дармоед, чтоб тебя приподняло да шлёпнуло! Как ты смеешь?! Почему не отвечаешь, когда к тебе обращается старший в роде Брендибэков?! Истинный Брендибэк обязан быть почтительным к старшим и беспрекословно выполнять их распоряжения! Немедленно прекрати заниматься этой ерундой и иди грузить телеги! Без… — Дядюшка вдруг осёкся.
Фолко разогнулся и смотрел на него спокойно, без страха и почтения, а с какой-то кривой улыбкой.
— Не надо кричать на меня, дядюшка, — тихо проговорил Фолко. — Я этого очень не люблю… и никакие телеги я грузить не пойду. Грузи сам, если хочется… А я занят.
Казалось, дядюшка Паладин потерял рассудок. Он зарычал, захрипел и бросился вперёд, на ходу занося руку для оплеухи.
— Я тебя, негодяй!..
Фолко отступил на шаг и выхватил меч из ножен. Юный хоббит стоял молча и не шевелясь, но клинок был недвусмысленно направлен в живот дядюшки. Тот замер и только слабо булькал от полноты чувств, слушая необыкновенно спокойную речь Фолко:
— Больше ты не будешь драть меня за уши, дядюшка. И не будешь гнать на работу, и не будешь изводить нравоучениями, перестанешь рыться в моих вещах и не сможешь помыкать мною. Я ухожу, и пеняй на себя, если вздумаешь помешать мне! А теперь прощай.
Фолко закинул за плечи торбу, пристегнул меч к поясу, невозмутимо обошёл остолбеневшего дядюшку и зашагал по коридору к кухне. Взял себе сухарей, вяленого мяса — запас на несколько дней. За спиной раздалось какое-то шевеление — Фолко обернулся, увидел медленно вдвигающегося в кухню бледного дядюшку, усмехнулся и вышел во двор. Не торопясь он пересёк его, выбрал и оседлал лучшего в конюшне пони. Выйдя к воротам, он увидел высыпавший из всех дверей народ и торопящегося к нему дядюшку, утратившего свой обычный величественный вид.
— Держите его! — не своим голосом завопил дядюшка.
С полдюжины хоббитов посмелее двинулись было к замершему посреди двора Фолко, но их порыв тотчас иссяк, стоило ему распахнуть плащ и взяться за эфес. В странном ослеплении он готов был сейчас рубить всякого, кто осмелился бы встать у него на пути, — только не знал, как это делается. Никто не дерзнул остановить его. Фолко гордо вскочил в седло, ударил пони пятками по бокам и выехал за ворота усадьбы.