После этого великого открытия я несколько ослабил свои научные занятия, в то время как Пармс с удвоенной силой продолжал свою работу. Каждый день я видел его в храме Тота с колбами и перегонным аппаратом, но он почти ничего не говорил мне о результатах своих трудов. Я часто совершал прогулки по городу, торжествующе озираясь вокруг себя: ведь все это должно было со временем исчезнуть, останусь только я один. Проходящие мимо люди склонялись предо мною, так как слава о моей учености была широко распространена.
В те годы шла война, и великий фараон послал воинов на восточные границы, чтобы отогнать гиксосов[11]. В Абарис был прислан правитель, чтобы удержать город под властью фараона.
Я еще прежде много слышал о красоте дочери правителя, но однажды, гуляя с Пармсом, мы встретили ее носилки, которые несли на плечах рабы. Любовь поразила меня, как молния, сердце было готово вырваться из груди, я хотел бы броситься под ноги рабов, несших ее. Я понял, что эта женщина была предназначена только мне, жизнь без нее представлялась невозможной. Головою Гора[12] поклялся я, что она будет моей. Эту клятву я произнес в присутствии Пармса, который отвернулся, насупившись, как ночь.
Мне незачем рассказывать, как мы добивались ее. Она полюбила меня так же сильно, как я любил ее. Я узнал, что Пармс увидел ее раньше меня и также признался ей в любви. Я мог смеяться над его страстью, так как знал, что ее сердце принадлежит только мне.
На наш город обрушилась моровая язва, поразившая многих людей. Я бесстрашно ухаживал за больными, ведь болезнь не представляла для меня никакой опасности. Дочь правителя восхищалась моим мужеством. Тогда-то я рассказал ей свою тайну и стал умолять ее согласиться на введение эликсира.
— Твоя юность никогда не увянет, Атма, — говорил я. — Пусть все исчезнет, но мы с тобой и наша великая любовь переживем могилу фараона Хефру[13].
Но Атма боялась. Она приводила робкие девические возражения.
— Правильно ли это? — спрашивала она. — Не будет ли это противоречить воле богов? Ведь если бы великий Озирис пожелал, чтобы наша жизнь длилась долгие столетия, разве он сам не сделал бы этого?
Словами, исполненными нежности и любви, я старался преодолеть ее сомнения, и все же она колебалась.
— Это очень серьезный вопрос, — говорила Атма. Она обдумает его в эту ночь. Завтра утром я узнаю ее решение. Ведь одна ночь — это так немного. Она хотела помолиться Изиде[14], чтобы та подсказала ей правильное решение.
С удрученным сердцем, полным тяжелых предчувствий, я оставил Атму с рабынями. Утром, едва закончилось раннее жертвоприношение, я поспешил к ее дому. Меня встретила испуганная рабыня. Госпожа больна, очень больна. Как безумный, я пробился сквозь толпу слуг и бросился через зал и коридор в комнату моей Атмы. Она лежала, голова ее была высоко поднята на подушках, лицо смертельно бледно, взор потух. На лбу виднелось единственное темное пятно. Я знал этот проклятый знак, знак моровой язвы, собственноручная подпись смерти.
Нужно ли рассказывать об этих ужасных днях? Много месяцев я был как безумный, лежал в жару, в бреду — и все же не мог умереть. Ни один раб в пустыне не жаждал так воду из родника, как я жаждал смерти. Если бы яд или сталь могли оборвать нить моей жизни, я скоро соединился бы с моей возлюбленной в стране с узкими вратами. Я делал все возможное, чтобы умереть, но бесполезно: проклятое средство было сильнее меня. Однажды ночью, когда я, ослабевший и измученный, лежал на своем ложе, ко мне вошел Пармс, жрец Тота. Он стоял, освещенный светильником, и глядел на меня. Глаза его сияли от радости.
— Почему ты дал девушке умереть? — спросил он. — Почему ты не дал ей сил, как мне?
— Не успел, — ответил я. — Впрочем, я ведь забыл: ты тоже любил ее. Теперь мы с тобой товарищи по несчастью. Как ужасно думать, что должны пройти века, прежде чем мы снова увидим ее. Горе нам, безумцам, восстановившим против себя смерть!
— У тебя все основания говорить так, — воскликнул с язвительным смехом Пармс. — Эти слова применимы к тебе. А для меня они — ничто.
— Что ты хочешь этим сказать? — воскликнул я, поднимаясь на локте. — Ах, понимаю, мой друг! Горе помутило твой рассудок!
Его лицо пылало от радости, он корчился и качался, как одержимый.
— Знаешь, куда я сейчас иду? — спросил он.
— Нет, — ответил я. — Не знаю.
— Я иду к ней! Она лежит забальзамированная в могиле за городской стеной около двух пальм.
— Зачем же ты идешь туда?
— Чтобы умереть! — пронзительно закричал он. — Для того, чтобы умереть. Я больше не связан оковами жизни.
11
Гиксосы — кочевые племена, завоевавшие Египет около 1700 лет до н. э. Они вторглись в Египет из передней Азии.
12
Гор — один из главных богов древнего Египта (4000 лет до н. э.). Изображался в виде сокола или (позднее) в виде крылатого солнечного диска.
13
Хефру, Хефрен — египетский фараон (около 3-го тысячелетия до н. э.). Его имя хорошо известно благодаря построенной им пирамиде «Великий Хафра», облицованной мраморными плитами. Ее высота 138,4 метра.
14
Изида — одна из наиболее почитавшихся богинь древнего Египта. Изображалась в виде женщины с головою коровы (или только с рогами).