— А я?
— Не дергайся. Выточи новый модуль, нарасти затравок.
— С этим и Боровик справится… Вот что: давай мне Стаса и машину.
— Зачем?
— Поеду в облисполком, в ювелирторг. Похоже, что дело с алмазными ожерельями на грани провала.
— Знаю, доложили. Чем поможешь ты?
— Вместо неуклюжего пробивания нужна грамотная рекламная работа. Секрет ее заключается в том, чтобы вычислить реакцию потребителя, увидеть предмет рекламы его глазами. Для этого надо стать демографом, социологом, психологом…
— Твоя гениальность не знает предела!
— Не остри… Конечно, я не корифей этих наук, но по крайней мере знаю, что они существуют. Кроме того, я знаком с опытом рекламной работы Маяковского.
— Все забываю, что ты тоже поэт… Поедешь один?
— Нет, конечно. Сколочу команду из Игнатьевой и Степанова.
— Он как раз сидит у меня. Но за одну поездку вы не управитесь…
— Естественно.
— Ладно, действуй. Какие нужны письма — заготовь, подпишу. Если бусы действительно пойдут, всех поощрю.
— Премию выпишешь? — ехидно спросил Камилл.
— Лично тебе — отдам томик Булгакова.
— Смотри, ловлю на слове!
Марат Магжанович положил трубку и глянул на Степанова. Заведующий музеем уже привел себя в привычное джентльменское состояние: причесал волосы и усы, поправил галстук.
— Слушай, Аркадий Борисович, — строго сказал директор, — ты чего с Киевом тянешь? Почему не отправляешь заказ?
— Как раз веду переговоры, а…
— Не тяни резину, не люблю. Чтобы сегодня же сдал посылку на склад готовой продукции. — Усманов потеребил серебряные кольца на голове. — Ты, собственно, зачем пришел?
— Как раз по этому делу — накладную подписать.
— Вот и ступай к Файту.
14
Поездка в областной город состоялась после ноябрьских праздников. Раньше не получалось: то заседание худсовета переносили, то Игнатьева никак не могла договориться с магазином «Владимирец» о выставке-продаже ожерелий. Выехать решили ровно в восемь. В семь пятьдесят пять Камилл подошел к подъезду института, помахивая кейсом. Одновременно с противоположной стороны стремительно подкатила красная «Нива». В пунктуальности бывшего десантника Усманов был уверен, но сильно сомневался в Инне Ивановне и Аркадии Борисовиче. Действительно, Степанов пришел только через двадцать минут. Его джентльменский вид был несколько подпорчен пузатым портфелем. Но в остальном он соответствовал мировым стандартам: элегантное серое пальто, такого же благородного цвета шляпа и мокасины, излучающие черный свет. Увидев, что Инны Ивановны еще нет, Степанов исчез в проходной, крикнув:
— Я быстро! Спрошу про посылку.
— Проклятые резинщики, — пожаловался Усманов. — На собственные похороны опоздают. Худсовет начнется в десять, а езды полтора часа.
— Сомневаюсь, чтобы ровно в десять, — успокоил Стас. — А доедем за пятьдесят минут.
Тут подбежала раскрасневшаяся Игнатьева в красном же пальто. Она была вооружена хозяйственной сумкой красного цвета.
— Хуже нет быть начальником, — затараторила Инна Ивановна. — Там распишись, тут просят отгул, шихту со склада не завезли, а из вытрезвителя опять «телега» прикатила. Где Аркадий? Тогда я сбегаю в канцелярию…
— Ну уж нет, — твердо сказал Камилл. — Садись рядом со Стасом и отдыхай.
Выехали ровно в восемь тридцать семь.
Голубые глаза Стаса внимательно смотрели на дорогу из-под прищуренных век, большие руки уверенно лежали на баранке. Мотор гудел с солидной основательностью. «Пожалуй, успеем, — подумал Камилл. — Видимость хорошая, снега на дороге нет». Он на самом деле успокоился и уверовал в удачу.
— Внимание, — сказал Усманов, когда они миновали мост через речку и городское кладбище. — Командором пробега предлагаю выбрать Инну Ивановну. У нее большой опыт.
«Кубышка» заявила было самоотвод, но его игнорировали.
— Там человек двадцать — архитектор, художник, представители предприятий города, вузов, магазинов. Есть один старичок из комбината прикладного искусства. Председательствует работник облисполкома, женщина.
— В общем, в самоцветах никто не разбирается, — махнул рукой Степанов. — Надо им заморочить головы.
— Естественно. А кто высказался про сушеные грибы?
— Этот — из прикладного искусства.
— Как ты показывала бусы?
— Обыкновенно. Выложила на стол — они там сидят за длиннющим столом всю партию.
— Я уже говорил, что это была основная ошибка, — заметил Аркадий Борисович. — Ты девальвировала ожерелья.
— Согласен. Теперь мы покажем только одну нитку. Пусть тянут друг у друга из рук. Инна Ивановна, листовка готова?
Игнатьева вытащила из сумки бумажную пачку небольшого формата. Это была первая публикация стихотворения в прозе.
— Прекрасно! Гальку тоже захватила?
— Да, провела ее как шихту.
— Аркаша, твой вклад?
Степанов похлопал ладонью по пузатому портфелю, Некоторое время ехали молча, глядя в окна. Было довольно светло, хотя небо затянули белесые облака. Узкая полоса асфальтированного шоссе стремительно накатывалась па машину, охватывала с обеих сторон и также стремительно убегала назад, быстро сужаясь. По обе стороны дороги тянулись совхозные поля, на которых крупными мазками белел снег. Ровно гудел мотор, шуршали шипы, из-под колес пулями летели мелкие камешки. Когда «Нива» проскакивала лесные массивы, в салоне становилось сумрачно и прохладно. Встречные машины попадались редко.
— Как построим выступления? — спросил Степанов.
— Только не затягивать. Каждому по пять — семь минут.
Камилл кивнул:
— Работаем быстро и красиво, как в кино. Ни одной паузы.
— Ясно. — кивнул Степанов. — Я буду говорить…
— Погоди. Первое слово командору, которая непринужденно представляет свиту. Мол, Усманов, кандидат, автор многих технологий и прочая и прочая. Я встаю и кланяюсь. Затем — Степанов, участник выставок в Лейпциге, Белграде и Амстердаме!..
Аркадий Борисович надул щеки и поклонился в спину Стаса.
— Именно! Затем я описываю геологию алмазов, обхожу стол и раздаю худсовету алмазную гальку. Подарки действуют расслабляюще! Затем слово берет Игнатьева, лауреат премии Совета Министров СССР. Инна Ивановна, медальку приколола? Прекрасно.
— Я говорю о производстве ожерелий и раздаю…
— Нет, нет! Командор не должен суетиться. Листовки ты пускаешь по рукам — пусть разбирают сами. Здесь непременно возникнет шум, пойдут вопросы, разговоры, в общем — небольшой базарчик. И в игру вступает Ар-каша.
— Все понятно, — подхватил Степанов. — Я расписываю художественные достоинства ожерелий, раздаю институтские проспекты, они весьма эффектны. Базарчик усугубляется… Стас, смотри!
Стае все видел. Он газанул и тут же сел на тормоза. «Нива» чуть ли не с места прыгнула вперед и едва не прижала прямо к посту ГАИ регулировщика в кожаной куртке и желтом шлеме. Инну Ивановну бросило на ветровое стекло, Камилл застрял между передними сиденьями. Чертыхаясь, Стас отворил дверцу. Мимо него пронесся второй орудовец, пронзительно свистя. Немного погодя взревел мотор мотоцикла.
— Ты что? — крикнула «Кубышка».
Стас выжидающе смотрел па пост ГАИ, но оттуда никто не выходил. Справа накапливались машины. Тогда оп закрутил баранку, сдал назад и, с места взяв хорошую скорость, рванул по гладкому шоссе в гору.
— Догонят, хуже будет, — сказал Аркадий Борисович.
— Мы не нарушали. — Стае оскалился. — Они нас даже не заметили. Они гонятся за черной «Волгой».
— Что хоть произошло? — допытывалась Инна Ивановна.
— При повороте па горьковское шоссе в нас едва не воткнулась «Волга». Если бы не Стас…