С уничтожением кустарника провозились часа три, Альфред все время бегал по делянке и, по-моему, больше мешал, чем помогал, но это было уже не мое дело. Мое было — не терять его из виду и — в случае чего — своевременно принять меры по защите. Я так и делал; и был момент, когда я уже готов был применить свои умения и навыки: когда к хозяину приблизился человек, только что вышедший из второго дома и в посадке леса никак не участвовавший. В руке незнакомец нес кейс, мне это не понравилось: в таком чемоданчике нередко оказывается готовое к бою оружие, стреляющее через стенку. Уже одно это заставило меня насторожиться, а еще более — то, что парень этот, похоже, не был известен и самому хозяину: так я заключил, когда на лице Альфреда возникло выражение некоторой озабоченности. Я мгновенно оказался рядом, на ходу сосредоточиваясь на его мозжечке, чтобы лишить человека способности передвигаться. Он, как оказалось, был готов к такому повороту событий: у него была выставлена крепкая защита. Тем не менее он остановился, обернулся ко мне и улыбнулся:
— Я должен получить от вашего хозяина кое-что. — Он слегка поклонился Альфреду. — Господин Альфред, вы знаете, что должны мне передать.
Как я понял, он имел в виду ту самую информацию, о которой шла речь в ночном разговоре. Хотя, безусловно (мелькнуло у меня в голове), отчеты уместнее получать после выполнения работы, но не в ее процессе. Впрочем, хозяин, как говорится, барин.
Но я не собирался уступать инициативу чужаку; да и надо было показать, чего я стою как профессионал.
— Поставьте это на землю, пожалуйста. Сделайте шаг назад.
Он повиновался.
— Хозяин, этот человек вам известен? Альфред покачал головой:
— Не встречал. Но…
Я не дал ему договорить: сейчас я был главным. И спросил у нового лица:
— Можете удостоверить свою личность? Тот ответил, ничуть не смутившись:
— Только не вам. Сейчас я достану блокнот…
— Только очень медленно, — предупредил я и для убедительности тряхнул дистантом, уже изготовленным к бою. Неизвестный кивнул. Медленно опустил руку в наружный карман, в котором (это я уже проверил) оружия не было.
Вынул блокнот, раскрыл, отстучал на клавиатуре что-то — короткое слово или число, — закрыл и протянул мне:
— Передайте — только не раскрывайте.
Как же, так я его и послушал. Видали мы и не такие штуки. Я немедленно раскрыл — держа блокнот так, чтобы откинутая крышка не позволяла мне прочитать надпись. Ничего не произошло: ни взрыва, ни истечения газовой струи. Я протянул блокнот хозяину. Тот прочел написанное, не прикасаясь к приборчику. Кивнул:
— Все в порядке. Верните блокнот. Я выполнил указание.
— Итак? — спросил почтальон.
Снова игра с блокнотом; только на сей раз он принадлежал хозяину. Кажется, ответ почтальону очень не понравился, но, покосившись на меня, он проявил свое неудовольствие лишь в тоне голоса:
— Вы отдаете себе отчет в последствиях? Я не уверен, что они захотят ждать до вечера, как вы предлагаете.
— Проводите нашего гостя до ворот, — вместо ответа распорядился Альфред, обращаясь ко мне.
Я так и сделал. Почтальон лишь пожал плечами. За воротами его ждал маленький скользун, почтальон сел за руль и умчался. А я вернулся к моему работодателю.
Откровенно говоря, я рассчитывал, что работа работой, но на лоне природы состоится и обед: время шло к тому. Однако дело ограничилось пирожками и кофе; да и то хозяин пробил чуть ли не целую шахту, переминаясь с ноги на ногу в ожидании нашего насыщения, так что, как говорится, и кусок в горло не лез. Наконец он не выдержал: наверное, в визите почтальона было что-то такое, что заставило Альфреда изменить планы. Он отдал какие-то приказания управляющему; насколько я расслышал, тому следовало, закончив уничтожение кустарника, подготовить освободившуюся землю и посадить или посеять на ней что-то другое. И решительно подошел к нам с Аргоном:
— Пора, пора! Совсем не осталось времени. Через полчаса у меня встреча в городе, я и так уже опаздываю!
Через назначенные Альфредом полчаса мы были не только в воздухе, но успели уже пролететь половину пути до столицы. Как бы ни спешил хозяин, летели мы спокойно и по правилам; я обычно не позволяю себе нарушать их: ни к чему мелкие неприятности, когда в жизни хватает серьезных. Поэтому, заняв свой эшелон и установив курс, я переключил управление на компилот и вернулся к своему основному делу: охране, тем самым сняв с Аргона сразу половину забот. Мы, оба телохранителя, просматривали и прослушивали окружающее пространство. С таким же успехом можно было сказать, что мы его прощупывали — потому что на самом деле и глаза, и уши выступали тут на третьих ролях. Но об этом, собственно, сказано уже достаточно. Добавлю только, что Аргон держал верхнюю полусферу, а я — нижнюю, так что моя нагрузка была значительно большей. Верх принято считать менее опасным направлением, потому что любое летательное средство можно заметить, услышать и оценить с куда большей легкостью, чем затаившегося в кустах или за оконной рамой стрелка. Я больше люблю следить за верхом, но на этот раз была моя очередь слушать землю. Этим я и занимался, ни на что не отвлекаясь, и (как сейчас помню) лишь мельком подумал, что хозяину не стоило бы так долго разговаривать по простой связи с кем-то в городе, хотя я и догадывался — кому это он мурлычет в микрофон. Я не преминул напомнить (это входило в мои обязанности):
— Хозяин, сильно подставляетесь. Мы открыты любому перехвату, и, значит, всякий, кто хочет нас обнаружить…
— Не лезьте не в свои дела! — ответил он голосом, жестким, как наждачный круг.
Ну, конечно, все это не мои дела — до момента, когда серия выпорхнет из ствола. А что таких стволов было немало, и все на изготовку, я после ночного разговора и визита почтальона нимало не сомневался. Предупреждение, сделанное ночью, вряд ли было просто угрозой. Скорее оно походило на протокол о намерениях.
Но сегодня, думал я, риск оставался еще в разумных пределах. Потому что они же договорились отложить переговоры на нынешний вечер, до которого было еще достаточно далеко.
И вроде бы я размышлял правильно. Внизу все было спокойно, ничто не вызывало тревоги, не ощущались никакие подозрительные силовые или психические поля, не было лишнего металла — тишь да гладь. Аргон же неожиданно доложил:
— Наверху заноза. Одна.
Это означало, что где-то в небесах он уловил источник опасности. Хотя небо оставалось совершенно чистым, да и приборы показывали, что никаких посторонних масс в радиусе километров двадцати не существовало. Я едва успел сообразить, чем эта заноза могла оказаться — просто сигналом из ближайшего, секундного будущего, легкое и естественное нарушение принципа необратимости движения времени по оси (благодаря таким нарушениям и может работать интуиция), или она уже имеет какие-то конкретные очертания, как Аргон добавил:
— Затрудняюсь опознать. Но похоже… Он не успел высказать свою догадку. Но успел крикнуть:
— Пляши!
Но я уже и сам сообразил. Врубил зеркала. Взял управление. И тут же заложил крутой вираж с потерей высоты, чтобы быстрее выйти из поля зрения прицела.
Удалось. Выиграно не менее двух секунд. Луч рубанул по тому месту, где мы только что были. Я очень ясно представил, как, получив сигнал «Промах», сразу же включилась электроника поиска. И через секунду всей кожей почувствовал, что нас нашли. Крутнулся в обратную сторону. Земля ощутимо приблизилась. Альфред сзади что-то вопил — я не старался вслушиваться: ничего толкового он в таких условиях придумать не мог. Всегда сопровождавший Альфреда камердинер, до сих пор безмятежно дремавший на заднем левом сиденье, пробудился, но — дисциплинированный — не кричал, только икал — зато необычайно громко. Наверное, от страха. Мне сейчас бояться было некогда. Два промаха. Там, на спутнике, компьютер уже все учел, включая скоростные и маневренные возможности нашего агралета, и в третий раз уж постарается не промазать.
— Призму! — крикнул я Аргону, одновременно переключая все свое внимание на поверхность земли под нами; была опушка реденького соснячка, и вдоль нее проходила узкая дорога явно местного значения; жилья вблизи не наблюдалось, только между соснами мелькал скользун, почему-то не пользовавшийся дорогой. Может, его седоки подыскивали место для пикника.