Огромного роста человек с добрым круглым лицом подошел к Андрейше.
— Я Отто Мествин, — сказал он, вопросительно посмотрев на морехода.
Андрейша вынул из-за пазухи зеленую кривульку и показал ее повару.
Лицо Отто Мествина изменилось. Он бережно взял деревяшку в руки, прижал ее к груди и с поклоном отдал Андрейше.
— Что велел передать мне криве? — спросил он. — Нет, не здесь мы будем разговаривать. Пойдем ко мне, у меня никто не помешает… Петер, — крикнул он кому-то, — не забудь добавить лаврового листа в подливку для главного маршала!
Попавшего в плен Бутрима вместе с остальными жителями поселка пригнали в Кенигсбергский замок. Солдат Генрих Хаммер, охранявший пленных, узнал литовца и донес тайному судилищу.
Долго Бутрим томился в подземелье, пока до него дошла очередь. Он совсем потерял надежду увидеть солнце. Но пришло и его время. Стражники вытащили полуослепшего литовца из каменного мешка и привели к священнику Плауэну.
Откровенные ответы жреца, полные глубокого смысла, понравились маленькому попу. Плауэн любил поспорить о религии со своими жертвами, зная, что всегда будет прав. Он стал вызывать литовца, когда ему делалось скучно.
Бутрим, борясь за свою жизнь, разыгрывал из себя простака, которому можно все простить, и часто ходил по острию ножа. В последние дни в его душе снова зажглась надежда.
Священника поражало бесстрашие литовца. Он сравнивал его ответы, полные достоинства, с поведением братьев ордена, попадавших к нему в руки. Они плакали, унижались, извивались, как змеи, ничуть не заботясь об истине. Плауэн удивлялся их духовной пустоте. Он-то, Плауэн, знал все тайны ордена.
Три дня назад на допросе Бутрим сказал, что хочет снова стать язычником.
Сегодня Отто Плауэн вызвал литовца и приготовился к интересной беседе.
— Раньше тебя звали Бутрим, — спросил он, — так ведь? При крещении тебе дали имя Стефан.
Литовец кивнул головой.
— Почему же ты хочешь смыть с себя святую воду? Ведь это страшный грех.
— Мне сказал один странствующий монах-францисканец, что душа христианина после смерти прилетит в рай.
— Правильно тебе сказал святой отец.
— И моя душа, раз я крестился, тоже будет там?
— Да, твоя душа, если ты христианин, будет пребывать в вечном блаженстве.
— Но души моего отца и матери, их отцов и матерей и всех моих предков будут находиться в аду. Туда же попали мои старшие братья, убитые в сражениях.
— Они будут гореть на вечном огне.
— Но разве литовец может отказаться от своих предков? На том свете я хочу находиться там же, где мои родственники. Я хочу увидеть родителей и своих сыновей. Поэтому я хочу смыть христианскую воду.
— Господи, просвети душу этого грешника! — поднял глаза к потолку священник. — Бог милостив. Праведной жизнью и молитвами ты можешь выпросить прощение твоему отцу и матери.
— Но моих предков много: их может быть сто и даже больше. Сколько молитв нужно прочитать, чтобы их души тоже перешли в рай?
— Бог милостив, бог милостив, — повторил брат Плауэн. Он посмотрел на закрученные назад руки литовца. — Развяжи его, Филипп, — приказал он палачу.
Палач, посапывая, освободил руки узника от веревок.
— Ты видел, Стефан, когда-нибудь столько святости в одном месте? — сказал Плауэн, взяв со стола серебряный складень, похожий на маленькое Евангелие.
Он почтительно поцеловал изображение девы Марии с младенцем на руках и раскрыл его. Внутри покоились в особых ячейках пятьдесят восемь частиц от мощей пятидесяти восьми святых.
Плауэн, тыкая пальцем, вслух сосчитал мощи и принялся усердно их целовать.
— Святые помогают мне, — сказал он, заперев складень на серебряный замочек. — Они видят, как я борюсь с врагами церкви. Ну вот, ты знаешь теперь, какая сила в моих руках, — уже другим тоном добавил он. — Если соврешь, святые мне скажут об этом, они не ошибутся.
«Все врет поп, — думал Бутрим, — там нет богов и не может их там быть».
— Если тебе не все понятно, Стефан, ты спрашивай, не стесняйся, — продолжал игру Плауэн.
— Почему неверующих христианский бог осуждает на этом свете и на том?
— Язычники отвергли милость божию, — пробурчал поп.
— Я встречал среди христиан немало хороших людей. — словно раздумывая, продолжал Бутрим, — и среди язычников есть плохие люди…
Плауэн строго посмотрел на литовца.
— Нет хороших и плохих людей, — важно изрек он, — есть католики и поганые.
— Но почему? — воскликнул Бутрим.
— Святая римская церковь не считает поганых за людей, вот и все. Не все, что исходит от бога, доступно пониманию, — проворчал священник. — Даже хорошие католики могут впасть в ересь. Понял?
Литовец покачал головой.
— Бог обещал людям хорошую жизнь в раю. — Плауэн остановился и возвел глаза кверху. — На небе люди будут есть все, что захотят, и на обед, и на ужин. Там не будет болезней и всяких неприятностей. А на земле надо трудиться в поте лица своего и быть покорным божьей воле.
— Почему для того, чтобы хорошо жить, надо умереть? — спросил литовец.
В подземелье наступило молчание.