В девять часов под барабанный бой из крепостных ворот выехали всадники с военными приказами в Бальгу, Рагнит, Истенбург, Эльбинг, Мариенбург и другие замки и комтурства орденского государства.
Великий маршал гонял братьев до седьмого пота. Он без устали показывал, как рыцарь должен владеть мечом и копьем. Все утомились от тесной брони, тяжелых мечей и резких начальственных окриков. В двенадцать часов, когда колокол позвал к полуденной молитве и обеду, братья едва волочили ноги.
В трапезной каждый занял свое место. Отдельный стол занимали братья рыцари и священники. Полубратья садились за свой стол. Послушники тоже ели отдельно. Самые последние места полагались кнехтам.
Рассаживались молча, ели не спеша. Тишина соблюдалась полная, никто не смел ни шептаться, ни разговаривать. Все слушали брата священника, читавшего очередное поучение или что-нибудь из жития святых.
Отобедав, рыцари отдыхали. После отдыха разошлись по группам, снова слушали нравоучительные беседы священников о жизни и деяниях святых или разучивали молитвы. Иногда братьев выпускали на прогулку за стены замка. А вечером опять молитвы и ужин… Так проходили дни в кенигсбергской крепости-монастыре. Час за часом отбивал время церковный колокол.
По вечерам, отдыхая от дневных забот, великий маршал, высокий рыжебородый мужчина, любил коротать время в своем огромном кабинете.
В камине шипели и трещали поленья, распространяя пряный запах горящего дуба. В другом углу на тяжелом столе горели шесть толстых свечей в кованом железном держаке. Стены маршальского кабинета были увешаны всевозможным оружием, щитами и коваными латами. В промежутках между узкими окнами стояли деревянные болваны, одетые в боевые доспехи соседних стран. Каменные плиты пола покрыты фламандским ковром в черную и красную клетку.
Мечи, ножи и наконечники пик, изготовленные оружейниками, проходили испытания в кабинете.
Особым вниманием маршала пользовались рыцарские шлемы. В них он старался достичь совершенства. Смотровая щель, по его мнению, должна быть устроена так, чтобы ни вражеская пика, ни меч не могли поразить голову рыцаря.
В кабинете маршал проверял оруженосцев, заставляя их надевать и раздевать деревянных болванов. И не дай бог, если оруженосец не успевал управиться, пока песок в склянке пересыпался сверху вниз.
Конрад Валленрод родился воином. И жил для того, чтобы воевать. В его мозгу непрерывно рождались планы новых походов и завоеваний. Вторая сторона деятельности ордена — распространение христианства — его мало трогала.
Волны народного недовольства католической церковью, возникнув в Германии, докатились до прусских крепостей немецкого ордена. Понемногу религиозный угар стал выветриваться из голов святых братьев. Многие задумывались о судьбе завоеванных прусских земель. Папские вердикты утверждали, что крестивший язычников получает их земли в вечную собственность. Но сам орден святой девы Марии целиком принадлежал католической церкви. Выходило, что настоящий хозяин завоеванных орденом земель — римский папа.
«А вдруг, — думал Конрад Валленрод, — папе сделается тесно в Риме и он перенесет свою столицу в Мариенбург? Кому достанутся завоеванные земли?»
И рыцарь приходил в бешенство.
Он мечтал о переустройстве ордена. Об отмене всех монашеских правил, вредящих военному делу. Он уничтожил бы ненавистное целомудрие. Конрад Валленрод был уверен, что женщина сумеет вдохновить рыцаря на ратные подвиги успешнее, чем изолгавшиеся, потерявшие веру попы.
Крепкий на вид великий маршал страдал недугом, который тщательно скрывал. Его часто мучили головные боли, они наступали внезапно и были так сильны, что почти лишали разума. Когда рыцарь чувствовал приближение болезни, он закрывался в своих комнатах и никого не хотел видеть.
Сегодня Конрад Валленрод испытывал новые латы, сделанные Иоганном Фогелем, лучшим оружейником Альтштадта. Он пропускал мимо ушей похвальбу мастера, деньги Иоганн Фогель брал немалые и мог бы сделать бронь полегче. Боевая одежда одного рыцаря стоила не меньше, чем сто дойных коров, а весила больше трех пудов.
Сидеть на лошади в тяжелых латах еще куда ни шло, а попробуй вести бой спешенным! Великий маршал знал это, но одеть всех братьев в легкую и вместе с тем крепкую бронь было не по карману.
Оруженосцы принесли еще свечей. Веселые огоньки зажглись на шлемах и позолоченных латах миланских мастеров, напяленных на деревянные обрубки; тускло отсвечивало железо на броне орденских рыцарей и на русских шишаках.
Иоганн Фогель сидел за столом, прихлебывая из чаши бургундское, и удивлялся голому, будто полированному черепу военачальника. А тот с презрением посматривал на тонкие носки башмаков мастера Фогеля. Носки были так длинны, что их понадобилось загнуть кверху и придерживать с помощью золотых цепочек.
Конрад Валленрод долго выбирал оружие для пробы. Он отложил в сторону английский меч. Маршал позвонил в серебряный колокольчик.
Двое вооруженных воинов ввели в кабинет голубоглазого молодого литовца с соломенной россыпью волос.
— Подойди ближе, — угрюмо сказал маршал. Он взял со стола держак с горящей свечой и приблизил к лицу пленного. — Как твое имя? — спросил он, вглядываясь.