Жрец часто поворачивал голову к двери и прислушивался, нетерпеливо постукивая пальцами по ручке кресла.
В комнату вошли двое мужчин и рухнули на пол перед жрецом.
— Встаньте, — сказал он.
Тела, распластанные на полу, не шелохнулись.
— Встаньте, — повторил жрец.
— Можем ли мы, ничтожные черви, стоять перед великим! — тихо отозвался человек в черной мантии, с широкой черной лентой вокруг головы.
— Встаньте, — снова сказал криве-кривейте. Он не повысил голоса, но что-то в его тоне заставило лежавших вскочить на ноги.
— Седимунд, ты можешь уйти, — сказал жрец прислужнику в черных одеждах. — Кунигас Киркор, исполнил ли ты мое приказание? — продолжал великий жрец, когда за Седимундом закрылась дверь.
Маленький человечек упал на колени и, расстегнув осыпанный перхотью боярский кафтан, вытащил из-за пазухи что-то белое. Не поднимая глаз, он подал жрецу сверток.
— Что здесь? Посмотри на меня, — приказал жрец и взглянул в лицо Киркору.
Маленькие глазки боярина прятались в узких щелях.
— Исподнее великого князя Ягайлы и княгини Улианы, — пробормотал он.
Гринвуд, злорадно усмехнувшись, осмотрел со всех сторон просторную полотняную рубаху Ягайлы и тонкое белье княгини.
Боярин Киркор, княжий постельничий и доносчик жреца, снова растянулся у ног Гринвуда.
— Великий, — с мольбой заговорил он, — не задержи бельишко, в замке могут заметить, и тогда не сносить мне головы.
Опасался постельничий не напрасно. Великая княгиня боялась порчи и колдовства, и княжеское белье охраняли очень бережливо. Простыни, полотенца, белье и всякий другой убор хранились по приказу Улианы в освященных попом кипарисовых сундуках, окованных железом. Сундуки опечатывались собственной печатью княгини. Не дай бог, если замечалось что-нибудь на портах или на простыне! Простое пятнышко или дырка ввергали в великий страх всю княжескую дворню. Начинались строгие допросы и розыск.
— Что слышно в княжеском замке? — продолжал великий жрец, ничего не ответив боярину.
— Княгиня Улиана ждет гонцов московского князя, — сказал Киркор. — Ягайла сватает дочь князя Дмитрия. Решено крестить Литву в православие, — добавил он, немного помолчав. — Три дня назад съезжались князья русских земель и тайно решали…
— Что решали князья? — Гринвуд, вытянув жилистую шею, ждал ответа.
— Грозились извести всех верных. Тебя, великий, княгиню Бируту, князя Витовта.
— Еще что ты слышал?
— Витовт у рыцарей. Собирает жемайтских бояр воевать Литву.
Сила язычников не вовсе иссякла, думал великий жрец. Витовт, Кейстутов сын, княгиня Бирута, ее родственники — они не пожалеют жизни и денег за веру предков. А верная старым богам Жемайтия? Опираясь на нее, великий жрец надеялся сохранить свое влияние в стране и продолжать борьбу. Много лет воюет Литва против рыцарей и еще сто лет провоюет, лишь бы не оскудела вера предков.
После соглашения на реке Дубиссе дела язычников пошатнулись. Ягайла отдавал Жемайтию рыцарям. Отказавшись от упорных кумирщиков, он развязывал себе руки. Заключив мир с рыцарями, он разрушил замысел полоцкого князя Андрея Горбатого, призывавшего Москву и орден вместе напасть на Литву.
— Князь Ягайла сказал, — добавил боярин, — что он заставит тебя, великий, казнить Бируту. Если ты ее не казнишь, он грозился расправиться сам.
Глаза великого жреца вспыхнули. Но он подавил гнев, спокойно высморкался в два пальца и вытер их об изнанку своей мантии.
— Боги лучше нас знают, как поступить, — сказал он. — Что еще ты слышал, мой верный Киркор?
— Больше ничего, великий.
— На второй день в полдень приходи за одеждой, — сказал Гринвуд и протянул свою руку боярину. — Боги не обойдут тебя своей милостью. А сейчас иди.
Киркор жадно поцеловал худые пальцы жреца и, пятясь задом, вышел.
Великий жрец ликовал. Наконец пришло время уничтожить ненавистных врагов! Раздумывая о мести, он подошел к простенку между окнами. Нажав на рычаг, открыл железную дверь и вынул деревянную шкатулку. Там хранилась склянка с красным порошком.
Гринвуд отсыпал немного в половинку яичной скорлупы и бросил в котел. В комнате запахло пряностями. Из другой склянки Гринвуд достал сухой уродливый корень и тоже бросил в котел.
Варево сделалось молочного цвета и запузырилось. Жрец перевернул песочные часы и с опаской посмотрел на котел. Ядовитые пары выходили через бронзовый раструб наружу, но яд был слишком силен. Если в отваре намочить одежду и надеть на человека, он умрет в страшных мучениях.
Великий жрец умел приготовлять всякие зелья и заговаривать кровь. Много людей он спас от смерти. Искусство врачевания перешло к нему от отца, тоже великого жреца. А отец в свою очередь научился от своего отца. Гринвуд не раз спасал жизнь великому князю Ольгерду и его брату Кейстуту. Однако он не только лечил от многих болезней, но и знал, как отправить здорового человека в лучший мир.
Жрец выжидал, посматривая на песочные часы. Когда песок пересыпался вниз до последней крупинки, Гринвуд закрыл нос и рот тряпкой, смазал руки медвежьим жиром и опустил в отвар княжеское белье.