Боясь вмешательства русских, княгиня Улиана решила породниться с князем Дмитрием. Это по ее замыслу Ягайла должен был взять в жены дочь московского князя Софию Дмитриевну.
Родственная Москва надежно защитит Литву от немцев, думала Улиана. Она была довольна, что затеяла сватовство. Тверские князья потеряли свое прежнее значение в русских землях и скоро покорятся московскому князю.
Долго еще княгиня Улиана, сложив руки на коленях, молча сидела одна в большой гридне.
Глава семнадцатая. «ДА БУДУТ КЛЯТЫ ОТ БОГА И ПЕРКУНА!»
В этот день погода хмурилась с утра. По небу ходили низкие темно-синие тучи. Солнце не показывалось, но люди обливались потом от духоты. Пыль, поднятая колесами и конскими копытами, долго стояла столбом над дорогой.
А после полудня зашумел в верхушках деревьев ветер. Дубы и липы в священной роще заговорили на разные голоса. Ветер врывался в отверстия глиняных свистелок и дуделок, привязанных к ветвям, и они издавали пронзительные звуки.
Великий судья судей, прислушиваясь к дуделкам и к шороху листьев на дубах, объявил собравшимся о начале богослужения.
Обширный храм Перкуна был построен без крыши и без потолка. Тяжелым прямоугольником окружали каменные стены могучий священный дуб. Среди толстых стен храма могли поместиться тысячи людей. На западной стороне виднелась тяжелая дверь, окованная полосами железа.
Вплотную к восточной стене прижалась небольшая каменная часовня. Рядом, в каменной стене, темнела глубокая ниша. Там находилась главная святыня: грозный Перкун, привезенный из Пруссии. Он был огромен, его мизинец равнялся по величине высокому человеку. В жертвенном очаге днем и ночью пылал неугасимый огонь.
Великий жрец Гринвуд приходил в храм из своего дворца потайным ходом, все остальные — через дверь в запасной стене.
Сегодня в храме собрались священники высоких степеней, приехавшие из Пруссии, Жемайтии и Литвы. Каждый подходил к дубу, кланялся ему, срывал зеленый листок и приклеивал к своему лбу. Одежды на них были разного цвета, а пояс белый. Жреческий сан определялся числом витков пояса. Великий жрец перепоясывался сорок девять раз, а криве, равный по сану христианскому епископу, всего семь раз.
Священники шепотом спрашивали друг у друга, зачем их потребовал к себе великий жрец. Но никто не знал.
Опираясь на длинный посох, Гринвуд внезапно появился из маленькой дубовой двери. Едва увидев красную бороду, жрецы повалились на колени, не смея поднять глаза на судью судей.
Гринвуд приказал встать. Зашуршав одеждами, жрецы повиновались.
На великом была пурпуровая мантия с грозным Перкуном на спине, вытканным золотом. Его голову украшала остроконечная шапка с блестящим золотым шаром, осыпанным драгоценными камнями.
— Друзья мои, — тихим, дрожащим голосом начал судья судей, — я созвал вас по важному делу. Решается судьба нашей земли, нашего народа. Мы всегда твердо верили своим богам. По милости их мы живем на плодородной земле, и народ наш свободен и сыт. Мы всегда считали друзьями соседние народы, уважавшие наших богов и наши обычаи. Мы не принимали дружбу и вели войны с соседями, враждебными нашим богам… — Он умолк и опустил голову. Воцарилось молчание. — Немецкие рыцари хотят поработить нас, — продолжал жрец. — Недавно они сожгли несколько лесных селений и готовят новую войну. Кенигсбергский замок битком набит солдатами и рыцарями. Военачальник Конрад Валленрод хвалился, что захватит Троки и Вильню и разрушит наш храм.
Глухой ропот прошел в толпе священников.
— Жемайтский князь Витовт, сын Кейстута, — голос жреца стал едва слышен, — оказался в стане немецких рыцарей. Желая отомстить за своего отца и мать, он забыл законы предков и призвал на помощь врагов.
— Горе нам, горе нам! — раздалось со всех сторон. — Скажи, что нам делать, великий из великих!
Гринвуд поднял руки ладонями кверху, устремил в небо глаза.
— Я хочу просить мудрейшего Перкуна, о братья мои. Я буду молить его. Может быть, он услышит мольбы и даст совет.
И великий жрец стал произносить заклинания, а все собравшиеся в храме протяжно выкрикивали время от времени одно и тоже слово:
— Ши-и-у!
Ветер изменил направление. Заиграли другие свистелки, иными голосами. Судья судей стал вглядываться в набухшее грозой небо.
— О братья, я вижу — небо разверзлось! — воскликнул он и вдруг пошатнулся.
Два священника подбежали к нему и, подхватив под руки, повели.
Посредине храма высилась куча сухих дубовых дров, сложенная костром. Священники подвели к ней великого жреца и помогли взобраться наверх. Дрова были уложены особым способом, так, что в одном углу получилась удобная лестница.
Оказавшись на самом верху, судья судей стал на колени и приступил к молитве. Рядом на дровах лежал большой жертвенный бык с позолоченными рогами. Губы жреца тронула усмешка: он-то знал, что на помощь Перкуна рассчитывать не приходится. Все надо обдумать самому. И он стал решать сложную задачу, время от времени испуская громкие выкрики и стенания. Витовт, сын Кейстута, искал помощи у заклятого врага и за помощь обещал заплатить землей предков. Спору нет, тяжкий проступок. Однако только недавно и Ягайла обещал отдать половину Жемайтии немецкому ордену. Но обещание — это только обещание, оно может быть вынужденным, и боги простят клятву. «Нет, я не встану на защиту Ягайлы».