— Ты видишь, неразумный, что творится в Польше? Везде немцы! Немцы в городе и на пашнях. Немцы делают оружие и посуду. Немцы строят города на свой вкус и лад и заседают в городских советах. Они защищены магдебургским правом. А если королем сделается Вильгельм, станет еще хуже.
— Мы найдем ей мужа и короля сами, — вмешался высокий шляхтич в золоченых доспехах. — Поляки не могут в приданое за королевой отдать Польшу!
— Князь Зимовит Мазовецкий, наш молодой Семко, должен стать мужем Ядвиги, — приняв гордую осанку, сказал Ясек из Коровьего Брода.
Высокий шляхтич метнул на него свирепый взгляд.
— Эй ты, мацек! — крикнул он запальчиво. — Если не знаешь толком, не суйся! Твой князь Зимовит не хочет быть королем! Он продал эту честь австрийскому щенку.
— Я — мацек! Ах, пся крев! — Оскорбленный Ясек выхватил меч. Ненависть вспыхнула в его синих глазах.
Андрейша, не колеблясь, взялся за топор и встал рядом с побратимом.
— До брони, до брони! — кричали шляхтичи и хватались за оружие.
А мечи Ясека из Коровьего Брода и высокого шляхтича уже высекали искры.
— Прекратите бесчинства, здесь королевский дворец, а не конюшня! — громко крикнул францисканец. — Прекратите, или я прокляну вас!
Шляхтичи опустили мечи.
Не сказав больше ни слова, Андреус Василе вошел в замок и стал подниматься по каменной лестнице.
Новый духовник королевы приступил к своим обязанностям.
Глава сорок первая.
ТЕНЬ СВЯЩЕННОГО ДУБА ЛЕГЛА НА ДОРОГУ
Стояла глухая ночь. По дворам в литовской и русской сторонах города пропели вторые петухи. Дозорный воин Федот Звенило, закутавшись с головой в пахучую овчину — ночь была морозная, — сладко подремывал у крепостных ворот. Сквозь сон он услышал стук колес и цокот лошадиных копыт.
Кто-то больно пихнул Звенило кулаком в бок.
— Едет великая княгиня! — раздался над самым ухом резкий голос. — Открывай, нерадивый страж!
Звенило сразу проснулся. Путаясь в овчине, разопревший со сна, он принялся дрожащими от испуга руками отодвигать тяжелые засовы. Остывшее за ночь железо больно прихватывало теплые и влажные Федотовы пальцы.
Вокруг сгрудились вооруженные всадники. У многих в руках горели факелы. От ярких огней искрились заиндевевшие брусья дубовых ворот. Над головой топотали подкованными сапогами его товарищи — стражники, торопившиеся опустить мост. Тягуче скрипели деревянные блоки.
Шум и яркие огни спугнули с воротной башни стаю ворон. Черные, как ночь, птицы с карканьем закружили над замком.
Великая княгиня Улиана сидела в своем возке выпрямившись, с неподвижным взглядом. При свете факелов ее черные монашеские одежды резко оттеняли мертвенную белизну лица.
Рядом с Улианой сидел ее духовник отец Давид.
— Не печалься, матушка, на все воля божья, — сказал он, наклонившись к княгине. Тяжелый крест литого золота выполз из-под черной густой бороды архимандрита. — Как еще повернется дело. Авось не допустит господь, не даст торжества латинянам… Князь Скиргайла отказался веру менять и в Краков ехать.
— Замолчи, святой отец! — сдвинув брови, ответила Улиана. — Оставь свои утешки, не растравляй душу.
Великая княгиня, а теперь монахиня Мария, старалась отогнать мирские думы, однако совладать с собой не могла. Ее душило бешенство. Ягайла разрушил все, что было ей дорого. Она понимала, что произойдет с землями великого литовского княжества, попавшими под власть католической церкви. Галицкая Русь не выходила у нее из головы. Папские насильники измываются над древней русской землей, думала она. Ягайла говорил, что не допустит насилия, да разве у него будет власть! Краковские паны да ксендзы всем будут править.
Улиана была уверена, что затея старшего сына не кончится мирно. За сыном Иваном станут русские православные земли. Может быть, вступится московский князь Дмитрий. И жемайтские кунигасы не согласятся на латинский крест. Прольется кровь, много крови. И в то же время Улиана чувствовала, что хозяйкой в Вильне она не будет. И это угнетало самолюбивую княгиню, вдову великого литовца Ольгерда.
Вчера после бурного разговора с Ягайлой, убедившись, что ей не осилить упрямства сына, княгиня приняла монашество. Архимандрит Давид своими руками постриг ее…
Наконец ворота распахнулись.
В тишине спящего города раздался глухой топот всадников по доскам подъемного моста. За воинами тронулась тяжелая княжеская повозка на высоких колесах.
Улиана обернулась, посмотрела на замок, нашла глазами два небольших оконца своей опочивальни и тяжело вздохнула.