Дверь отворила девушка в красном платье.
Криве был крепкий седой старик с высоким лбом и пронзительными глазами. Он сидел на высоком дубовом стуле, укрыв ноги шерстяным платком. Окна пропускали в горницу тусклый вечерний свет через промасленные куски холстины. В железном держаке ярко горели две желтые восковые свечи.
Любарт приветствовал жреца, став на одно колено. Старик положил высохшую руку ему на голову и потрепал желтые, выгоревшие на солнце кудри.
Андрейша низко поклонился старцу.
— Ты Андрейша, жених дочери жреца Бутрима? — спросил криве, кинув на юношу любопытный взгляд.
— Я Андрейша. А разве мастер Бутрим жрец? — удивился он.
— Не удивляйся, он не имел права открыться тебе, — сказал жрец. — Теперь ты все узнаешь. Людмила ждет в соседнем селении. В молодости я жил в городе Киеве и хорошо разговаривал на вашем языке, — закончил он совсем другим голосом. — Не разучился ли я?
Только сейчас мореход сообразил, что жрец говорит с ним по-русски.
— Андрейша хорошо знает литовский и прусский, светлейший криве, — с поклоном сказал Любарт.
— Подойди сюда, ближе к огню, — сказал жрец.
Он взял руку юноши и заглянул ему в глаза. Андрейша чувствовал, что какая-то сила истекает из руки жреца и расходится по всему телу. А глаза старика заставили забыть все. На короткое мгновение сознание покинуло юношу, он пошатнулся… Придя в себя, Андрейша снова увидел стены, увешанные татарскими коврами, и спокойные глаза седовласого старца.
— Ты чист, — глубоко вздохнув, сказал криве. — Ты по-прежнему любишь Людмилу, хотя и узнал, что она дочь жреца, и хорошо относишься к нашему народу, не презираешь его за поклонение старым богам… У тебя много зла впереди, — закончил старик, еще раз вздохнув. — Будь мужествен.
Жрец хлопнул в ладоши. Вошла служанка и, улыбнувшись, подала Андрейше оловянный кувшин с медом.
— Испробуй, юноша, Гвилла отлично готовит мед, — сказал жрец.
Андрейша глотнул, и огонь разлился по его жилам.
Девушка подала кувшин Любарту.
— Пойдемте к священному дубу, дети мои, — тихо произнес криве, когда кувшин опустел. — Боги требуют справедливости.
Священный дуб был огромный, раздобревший на жертвенной крови. Внизу ствол его был так широк, что в дупле свободно мог повернуться всадник. Повыше дупла виднелись три ниши с истуканами. У корней лежал жертвенный камень и горел огонь. За алтарем валялись обожженные кости животных, приносимых в жертву.
По случаю торжества вайделоты разожгли большой огонь. Потрескивая, ярко горели сухие дрова. Ветерок, начавшийся было на закате, снова затих, и дым столбом поднимался в темное небо, к звездам. Тучи комарья толклись на свету с надоедливым звоном.
В колеблющемся пламени жертвенного огня все выглядело необычно, загадочно — и лица людей, и священный дуб, и деревянные боги.
— Кто это? — кивнув на идолов, шепотом спросил Андрейша у своего приятеля.
— В середине — Перкун, — тоже тихо ответил Любарт. — Правее — бог Потримпос. Он господин над водами, хозяин урожая, покровитель мореходов и храбрых.
Андрейша вгляделся. Деревянная статуя изображала молодого красивого человека с добродушным, даже веселым выражением лица. Вокруг его головы обвился уж.
— А что в миске? — спросил он, кивнув на глиняный сосуд, стоявший перед истуканом.
— Священный уж, — шептал Любарт. — В жертву Потримпосу приносят молоко, мед, плоды. Из человеческих жертв он принимает только детей.
— Какой страшный! — показал Андрейша на деревянного бога слева от Перкуна, с белой повязкой на голове, седобородого, бледного и тощего.
— Это Поклюс. Он может приказывать смерти, насылать болезни. Ты прав. Поклюс страшный бог. Все, что есть плохого на земле, идет от него. Старость, смерть, холод, разрушение. Видишь, — продолжал Любарт, — перед ним лежат три черепа: человека, коня и быка. Он принимает в жертву головы человека и животных.
— Значит, он вредит людям? — спросил Андрейша.
— Когда разозлится… Если родственники покойного не принесут жертвы, он явится в дом, и горе тогда родственникам.
Андрейша стал смотреть на Перкуна, мускулистого человека средних лет. Правая рука бога поднята, и в нее вложен кремень для высекания жертвенного огня. Голова Перкуна увенчана огненными лучами из крашеной соломы, борода всклокочена.
— Великий из великих — ему нужна жертва каждый день, — продолжал Любарт, заметив, что Андрейша смотрит на Перкуна. — Ему посвящена пятница. Одному человеку на всем свете, верховному жрецу в Ромове, открывает Перкун свои пожелания.