Утренний свет сверкал на ее серебристых крыльях. Благовонный Эвкалипт пронзили боль, желание и зависть — да, зависть. Полная Луна всегда брюзжала и жаловалась на боли в мышцах, ожоги, несварение желудка и необходимость каждый день чистить зубы — таковы были недостатки и обязанности материальной жизни. И все же она была влюблена в телесное, наслаждалась ветром, шевелившим ее перья, гравитацией, тянувшей вниз ее изящное тело; а Благовонный Эвкалипт оставалась прочной, медлительной, неповоротливой массой плоти. Она уже не помнила, когда они в последний раз занимались сексом — виртуально или физически. Игры. А война была лишь очередной игрой для существ, чей возраст насчитывал сотни тысяч лет, для которых смерть была всего лишь сном и забвением, а такое вот утро — свежим и полным света. Она вспоминала бои, в которых им приходилось принимать участие: покорение Йоррта, оборона Тау-Пек-Сата, во время которой Иерихонская Роза уничтожила ударный флот Врага с помощью ливня микроскопических черных дыр, созданных из вселенской квантовой пены, — излучение Хокинга[3] почти мгновенно превратило вражеские корабли в ничто. Она смотрела, как крылья Полной Луны, тонкие, как у планера, окутывают светлеющие облака, легкие, подобно снам и желанию. Секс был быстрым; секс был легким, даже сакраментальным действом для многих людей и сект, которые временно сформировали сознание дирижабля «Мы не сделали того, что обязаны были сделать». Благовонный Эвкалипт вздохнула и ощутила мимолетный трепет в плоской мускулистой груди. Ее потрясло то, что реакция была чувственной, физической, как петли и фигуры сложного пилотажа, выполняемые Полной Луной; она почувствовала, что слезы выступают у нее на глазах и катятся по щекам. Память, изменчивый, обманчивый дар, присущий телесным существам, вернула ее в другое тело, в тело женщины — женщины народа Телешгату. Эта женщина, полная любопытства, надежды и юной энергии, поднималась на космическом подъемнике на обиталище Клады, остановившееся у ее планеты, чтобы провести ремонт, восстановиться и воссоздать свое защитное поле с помощью бесконечных океанов ее родного мира. Из этой женщины, жительницы небольшой, покрытой водой планеты, возникли три личности, которые были друг другу роднее сестер и ближе любовников. Неудивительно, что они нуждались друг в друге, готовы были искать друг друга среди восьмидесяти миллиардов разумных существ. Неудивительно, что они не могли скрыться друг от друга. Свет стал ярким, он порождал на деревянной палубе четкие и строгие неподвижные тени. Полная Луна взмахнула крыльями и унеслась прочь, ныряя глубоко в недра облаков вместе со своими новыми друзьями. А тело Благовонного Эвкалипта пронзила незнакомая судорога, что-то сжалось у нее внизу живота, что-то ожило и запульсировало, стало сверхчувствительным, словно лоза в руках человека, ищущего подземный источник. Ее половой орган сказал ей ясно, прямо, не допуская возражений: она там. Иерихонская Роза.
За двадцать субъективных минут флот Клады преодолел восемьдесят световых лет пути, продолжавшегося в реальном времени тысячу двести лет. Он двигался наперерез Врагу, направлявшемуся к Кольцу Верданди, — это была крупнейшая миграция разумных существ со времен Большого взрыва. Жители, число которых стремительно увеличивалось, подобно числу вирусов во время эпидемии, летели на двухстах миллионах кораблей-городов, каждый из которых в пятьдесят раз превосходил по размеру Внутренний Мир Сейдатрии. Разумеется, скопление миров Сейдатрии намного уступало по численности противнику, разумеется, ему грозило уничтожение до последней молекулы при встрече с флотом Врага, но Темно-Синяя Сущность понимала необходимость этой жертвы. Хотя флот этот не самый большой и не самый могущественный, он ближе всех к Врагу и должен встретить его первым.
Итак, стайка обитаемых скорлупок стремится к скорости света; вокруг развернулись магнитные поля, подобно утренней заре, подобно огненному плащу, который поглощает излучение, способное испепелить всю углеродную жизнь на многочисленных уровнях.
Связанная нервными окончаниями с органическим летательным аппаратом, похожим на птицу, Благовонный Эвкалипт падает из люка «Мы не сделали того, что обязаны были сделать» в восьмидесятикилометровое пустое пространство. Благовонный Эвкалипт вскрикивает, затем крылья аппарата складываются подобно чаше, и крик переходит во вздох — живая машина несется по небу.
— Где? — кричит Благовонный Эвкалипт.
Аппарат выпускает телескоп, поворачивает объектив; Благовонный Эвкалипт замечает скопление пузырей, низко висящее под пеленой кучевых облаков. Треть связанных между собой пузырей мертвы, проколоты, они почернели и гниют. Машина читает ее мысли и устремляется вниз. Мелькает что-то блестящее, серебристое; это Полная Луна стрелой выныривает вверх из-под облаков, зависает в воздухе, длинные, изящные перья ловят утренний свет, затем она переворачивается в воздухе и проделывает петлю вокруг бешено бьющих крыльев Благовонного Эвкалипта.