— Это она?
— Она.
«Ты прекрасна, — подумала Благовонный Эвкалипт. — Прекрасна и чужда». Но не так чужда, как Иерихонская Роза, воплотившаяся в виде колонии усеянных усиками шаров, связанных друг с другом и образовывавших некое органическое облако, неотвратимо падавшее вниз, к клешням и костяным лезвиям Кайса. Аппарат увеличил скорость, и ветер разметал длинные желтые волосы Благовонного Эвкалипта. Бросок, ощущение того, что мир падает — или, по крайней мере, ее живот, — а затем коли машины-птицы зацепились за сеть. В нос Благовонному Эвкалипту ударил запах гниющих органических остатков. Негромкий хлопок, свист зловонного газа, затем пугающий рывок вниз, еще ближе к клыкастым пастям леса; лопнул еще один пузырь. Полная Луна, у которой не было ни ног, ни колес, поскольку представители ее вида никогда не касались земли, лениво наворачивала круги в небесах.
— Снова то же самое? — спросила Благовонный Эвкалипт. Иерихонская Роза ответила посредством радиоволн:
— Разумеется.
Со стороны Благовонного Эвкалипта глупо было подумать, что игра Иерихонской Розы закончится так быстро и так просто.
— Темно-Синяя Сущность обо всем догадалась.
— Хочу на это надеяться.
Скопление пузырей быстро снижалось. Благовонный Эвкалипт уже невооруженным глазом видела ресничных червей и острые как бритвы крылья, мелькавшие над усеянными присосками щупальцами лесного балдахина. Этот раунд игры был почти закончен. Она надеялась, что ее летательный аппарат достаточно быстро отреагирует и сумеет избежать опасности.
— А Кольцо Верданди? — спросила Полная Луна.
— Это остаток суперструны.[4]
Крошечный, размером меньше элементарной частицы, фрагмент огненного шара, существовавшего до Большого взрыва, подхваченный во время расширения Вселенной и превратившийся в макроскопический объект, а затем в гигантскую струну. Остаточные суперструны, которые было труднее встретить, чем добродетель или феникса, прятались на окраинах Галактики и в огромных пустых пространствах между звездными системами; длина их составляла десятки, даже сотни световых лет. За всю историю Клады только одна такая струна была зафиксирована в пределах Галактики.
— Связанная в виде петли, — добавила Иерихонская Роза. Благовонный Эвкалипт и Полная Луна сразу все поняли. Враг решил наложить на Кольцо свою лапу — если он, конечно, обладал лапами; Клада никогда не общалась с противником, ни следа физических тел не было обнаружено среди останков их кораблей или уничтоженных кластеров-колоний. Вот почему Палата Вечно Текущих Вод приказала Внутреннему Миру лететь туда. Такая вещь представляет собой совершенное орудие уничтожения.
— Но как оно работает? — одновременно спросили Благовонный Эвкалипт и Полная Луна, но душа, только что присутствовавшая в сознании человека и женщины — летучей мыши, исчезла. Начинался новый раунд. С тревожным криком машина-птица взлетела — как раз вовремя, чтобы спастись от щупалец, ползущих над кронами к нескольким оставшимся пузырям. Щупальца леса вцепились в усики пузырей и потянули добычу вниз. Затем за дело принялись лезвия.
С чего начинаются обыкновенные войны? С оскорблений, с бравады, с глупости или самоуверенности, со злобных намерений или жадности. Но галактические культуры сражаются по необходимости, их война — это космическая трагедия. Противники понимают простую истину эволюции: экологическую нишу может занимать только один вид, даже если эта ниша размером со Вселенную. Через несколько миллисекунд после того, как Враг почувствовал прикосновение зонда Худжайн, он постиг эту истину. Уничтожение зонда было объявлением войны и дало бы Врагу несколько веков форы, если бы в последнее мгновение гибнущее судно не отправило короткое сообщение своему материнскому кораблю, спрятанному далеко на краю Галактики, в недрах скопления комет.
В первые несколько веков долгой, затяжной войны экспансия Клады была остановлена, ее даже оттеснили. Гибли триллионы. Планеты превращались в обугленные куски камня, озоновые слои и защитные магнитные поля были содраны, и население умирало под пылающим ультрафиолетовым небом. Скопления обиталищ сжигались с помощью индуцированных вспышек солнц или обращались в кучи металлолома вирусами, проникшими в нанопроцессоры; сферы Дайсона[5] разносились на мелкие кусочки ракетами с боеголовками из антивещества. Клада не сразу осознала то, что Враг понял в самом начале: война за ресурсы, которые требуются разуму, — за энергию, массу, гравитацию — должна быть войной на полное уничтожение. За первые два тысячелетия войны потери Клады приблизились к полной биомассе древней Солнечной системы, существовавшей еще до межзвездных полетов. Но в изобилии, в абсолютной неистребимости жизни и заключалась сила Клады. Она сражалась. Сражалась веками; сражалась на таких пространствах, что какая-нибудь очередная победа или поражение для далеких будущих поколений были лишь крошечными бледными огоньками в небе. Они сражались в сердце скоплений планет, среди сверкающих пелерин туманностей, среди солнечных протуберанцев и у границ черных дыр. Оружием им служили газовые гиганты и энергия сверхновых; они превращали пояса астероидов в дробовики, швыряли живые планеты в ледяную пустыню межзвездного пространства. Среди солнц сталкивались десятитысячные флоты, не оставляя ни одного выжившего. Это была абсолютная, первобытная война. В миллионах звездных систем Клада насмерть билась с Врагом. И в последние восемьсот лет начала теснить его.