— Эй! — снова окликнул его парень в белой куртке. — Оглох, что ли? Это наша любимая скамейка!
— Да чего ты ему впаривашь, он же пьяный! — подал голос парень, одетый в черный шерстяной свитер.
Егор хотел приподняться, но рухнул обратно. Подростки переглянулись.
— Что будем с ним делать? — спросил парень в черном.
— Возьмем за руки и за ноги и бросим в кусты, — ответил другой. — Пусть там дрыхнет.
— А если я захочу отлить? Подойду к кусту, расстегну «молнию», а там — он!
Парень в белой куртке ухмыльнулся:
— Боишься, что схватит за струйку?
— А че — вдруг сможет!
Парни заржали.
— Хватит вам, дураки! — оборвала их девушка. — Вдруг ему плохо? Вдруг он болен?
— Да ты посмотри на него! Он же здоровее нас, вместе взятых!
Егор застонал и попытался встать, но не смог. Парни оборвали смех.
— У него кровь на виске, — встревоженно проговорила девушка. — Давайте позовем кого-нибудь на помощь!
— А если он откопытится? — с сомнением возразил парень в белой куртке. — Нас же потом и посадят. Скажут, что это мы его.
— Но надо же что-то делать!
— Да что делать-то? — вспылил парень в белой куртке. — Посмотри на него — это же бомжара!
— Точно — бомжара, — подтвердил парень в черном. — А бомжи знаешь какие живучие? Мой батя одного такого машиной переехал, а тот вскочил и дал деру.
Егор задрожал, по телу его заходили судороги.
— О, Боже! — выдохнула девушка. — Да он совсем плох!
— Щас сдохнет, — сказал парень в белой куртке.
— Может, ему помочь? — со смехом предложил парень в свитере.
И в этот миг терпение Егора лопнуло. В глазах его вспыхнул желтый звериный огонь, клыки удлинились и заострились. Он резко приподнял голову и, обнажив огромные клыки, рыкнул на подростков.
Пару секунд они стояли неподвижно, оцепенев от ужаса, потом повернулись и, ни слова не говоря, пустились наутек. Вскоре вся троица скрылась из вида.
Волна боли отступила. Егор перевел дух.
«Чертов мегаполис! — подумал он. — Даже ночью негде скрыться от людских глаз!»
Превозмогая боль, он сел. Посидел немного, собираясь с духом, потом поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел прочь. Время от времени боль отступала, и тогда он пытался сосредоточиться на своих мыслях, но мысли путались, словно у пьяного. Егору все время казалось, будто что-то важное ускользает от него. Какое-то воспоминание, связанное с кем-то, кто был ему близок и дорог. Неужели этот «кто-то» — профессор Терехов?..
Тоска, кольцом сжавшая сердце, показала, что это не так. Вновь от него ускользало что-то важное. На мгновение Егору показалось, что он смутно припомнил чье-то лицо — зеленые глаза, нежный абрис скул, светлые волосы…
Воспоминание ускользнуло так же внезапно, как появилось — кольцо тоски, сжимающее сердце, ослабло.
Часа полтора Волчок бродил по окраине города, подыскивая место, где можно отдохнуть и собраться с мыслями. Наконец ноги занесли его на какой-то пустырь, заваленный деревянными ящиками, мусорными баками и проржавевшими до дыр коробками гаражей-«ракушек».
Силы оставили Волчка, и он рухнул рядом с гаражом. По телу его пробегали волны судорог. Грудь и голова болели так, будто кто-то ковырялся в них раскаленным на огне железным прутом.
«Я умираю… — подумал Егор, но вместо жалости к себе в нем закипела злость. — Нет, я не согласен! Я выжил после выстрелов в голову и в сердце, и теперь не собираюсь подыхать на свалке, как бродячий пес».
Вздрагивая и кривясь от боли, Егор тихонько запел:
Песня помогла отвлечься от боли, и Егор, переведя дух, запел снова:
На какой-то миг ему показалось, что боль отступила, но едва он расправил плечи, как новый приступ головной боли заставил его застонать. Боль была такая сильная и мучительная, что у Егора потемнело в глазах. И тогда он снова запел — стиснув зубы, хрипло и глухо, голосом, каким могут петь только мертвецы:
И снова боль дала ему передышку. Егор облегченно вздохнул, и в эту секунду сноп света ударил его по глазам.
— Эй!
Егор вздрогнул и заслонился рукой от обжигающего глаза света.