Он вытащил ноги из стремян, чтобы немного расслабить затекшие мышцы, и вновь предался приятным думам о будущем.
«Тогда и Коринфия с Офиром вроде бы не будут нужны как самостоятельные государства. И от Бритунии можно будет кое-какой кусок отрезать, — продолжал размышлять барон. — Впрочем, — поморщился он, — на кой она мне, страна этих сосновых чурбанов? Мало мне этой бычеглазой деревенщины, тауранцев…»
Он коротко вздохнул, уселся поудобнее в седле и взглянул на своих спутников. Лицо Бьергюльфа было бесстрастно, но барон чувствовал нутром, что неудачная охота и, собственно, даже не она, а само появление этого гигантского медведя произвело на герцога тягостное впечатление.
«Что, дружище? — мысленно спросил он хозяина Хельсингера. — Веришь в этих бритунских богов-зверей? Или чего другого боишься? Надо будет поискать, нет ли за тобой чего-нибудь, что может не понравиться владыке Дракона, этому ублюдку Нимеду. Поищем, — усмехнулся он. — Ораст уже, наверное, набрал достаточно твоих подданных, кого не преминет отправить на костер. Возможно, кое-кто из них пожелает рассказать и о господине. Чего не сделаешь, дабы смягчить свою участь или просто заслужить быструю смерть…»
Барону Амальрику, который взялся за трудное и опасное предприятие, были нужны верные сторонники. В одиночку королевский трон не свалить! Он знал по своему опыту, что лучшими соратниками будут те, кого он держит стальными пальцами за горло. До поры до времени, конечно, лучшими. Как только жертва почувствует, что причин бояться его, Амальрика, больше нет, она предаст. Как пить дать, предаст. Тут надо не зевать! Это уже его забота, одна из самых главных. Власть над людьми доставляла барону одно из сильнейших наслаждений в его жизни. Что за победа взять город с помощью хорошо вооруженной армии? Это и дурак сможет, если армия большая и обученная осадным действиям. Здесь же требуется куда более тонкая работа. Надо набрасывать на жертву паутину так, чтобы она не чувствовала, как со всех сторон обволакивают ее клейкие нити. Постепенно, виток за витком, петля за петлей, обездвиживая противника, лишая его собственной воли. Жертва еще полна уверенности, надменна и властна, но ее час уже пробил. Смотришь, и, спеленутая, словно кокон, она уже молит о пощаде, падает ниц — куда только подевались спесь и гордость знатного нобиля! Будет служить, будет! Как Ораст, например. Амальрик выпрямился в седле, улыбаясь своим мыслям и разминая затекшие плечи.
— Подъезжаем! — повернулся он к Бьергюльфу, указывая на показавшиеся вдали очертания древних башен.
— Да! — вздрогнул герцог, словно очнувшись от глубокого сна. — Слава богам, дом близко!
Миновав небольшую дубовую рощу, почти насквозь просматривающуюся из-за отсутствия подлеска, кавалькада по подъемному мосту, перекинутому через ров, въехала под высокую арку главной башни Хельсингера. Перед самым замком расстилалось обширное открытое пространство, оставленное для того, чтобы к цитадели нельзя было приблизиться незамеченным с высоты укрепленных стен.
Замок стоял обнесенный двойной крепостной стеной, с башнями по всей длине и на углах. Вторая стена была намного выше первой, а между ними на всю ширину вырыт ров, заполненный водой. Неприятелю, пожелавшему завладеть укреплением, понадобилось бы очень много сил и старания. Даже преодолев первую стену, враг неминуемо попадал под обстрел защитников со второй, более высокой стены, низ которой у самой воды был обнесен частоколом толстых железных прутьев, расщепленных на концах.
В центре этого двойного кольца стен стоял замок Хельсингер — группа зданий, построенных в разное время и соединенных между собой многочисленными переходами и галереями. Вся эта мешанина построек громоздилась вокруг странного сооружения — то ли одной башни, составленной из трех овальных выступов, то ли трех высоких башен, касающихся друг друга стенами.
Башни эти, в отличие от остальных построек, были сложены из более светлого камня и возвышались над всем замком, словно гигантская сахарная голова. Почти все окна замка выходили во внутренний двор, снаружи оставались лишь узкие бойницы да кое-где открытые балконы галерей.
Замок был древним, очень древним. Имена его первых владельцев и строителей так же терялись во тьме веков, как подножия наружных стен в обнимавшей камень мшистой земле. Почти каждый герцог, правивший этими землями, добавлял к первоначальным постройкам что-нибудь свое, и теперь множество башен, разнообразных по форме и величине, придавали облику крепости нечто сказочное и причудливое. Замковый двор, куда въехали всадники, был вымощен громадными каменными плитами с изъеденными краями, кое-где растрескавшимися от времени. Седой мох пробивался сквозь щели мостовой, оттеняя белизну снега, лежащего вдоль стены, куда его сгребли лопаты усердных слуг.