— Можно подгадать какой-нибудь случай, — неуверенно сказал Эрленд.
— В общем-то можно, — согласился киммериец, — но я очень в этом сомневаюсь. Убить герцога — дело серьезное. Это тебе не пяток стражников зарезать. Кому они нужны? Женщины нарожают новых. А здесь — мирное время, знатный вельможа. Оглянуться не успеешь, как очутишься в подвалах Бельверуса, даже если сделаешь это и не своими руками. В лучшем случае придется бежать куда глаза глядят. Согласен? — Он посмотрел на собеседника,
— Так, — невесело согласился тот.
— Надо действовать хитро, — веско сказал Конан. — Не все, к сожалению, можно сделать, размахивая мечом. Хотя по мне, так это самый лучший способ, — вздохнул он. — Голова с плеч — и никаких проблем… Но, — варвар перевел взгляд на Эрленда, — дело действительно слишком серьезное, и не мы с тобой одни в нем завязаны. Стало быть, решить его надо так, чтобы ни один пес в Немедии не тявкнул. Понял?
— Почти…
— А вот когда Бьергюльф потеряет спокойствие и сам вытащит меч, — вдохновенно продолжил киммериец, и глаза его заблестели, — вот тогда пожалуйста, режь ублюдка на части. — Он яростно рубанул рукой. — Тогда все возможно, и никто не обвинит тебя… то есть нет, пусть лучше меня, — он ткнул пальцем в грудь, — что, защищаясь, я снес его паршивую голову с не менее гнусного туловища, клянусь Кромом! — довольный представшей перед его глазами картиной, убежденно закончил Конан.
Аргосец с восхищением смотрел на своего старшего товарища, не подозревая, что такой сложный план варвар придумал, может быть, впервые в своей жизни и сам был немало удивлен подобным обстоятельством.
«Если бы Ловкач или Нинус видели меня сейчас, — самодовольно решил киммериец, — они одобрили бы этот план. Даже варвар иногда может придумать что-нибудь стоящее!»
— Да, и еще, — вспомнил Конан, — привези мне сюда чего-нибудь пожрать, и вина не забудь. Зайчатина мне уже здорово надоела, а сколько придется просидеть еще в лесу — одним богам известно.
— Сделаю, — кивнул головой собеседник, — завтра жди меня на этом месте.
— Угу, — хмыкнул варвар, — мне все равно делать нечего, так что могу и целый день здесь просидеть. Смотри только, чтобы лишние глаза тебя не заметили.
— Не маленький, — вскакивая в седло, ответил Эрленд. — Ну, до завтра. — Он помахал киммерийцу рукой и вскоре исчез за поворотом лесной дороги.
— Уф! — Бьергюльф тяжело откинулся на подушки. Протянул руку к стоявшему рядом столику и, взяв платок, вытер вспотевшее лицо и шею. Опершись на локоть, приподнялся и окинул взглядом лежащую рядом Гунхильду. Утомленная его бурными ласками, она раскинула руки в стороны и тяжело дышала, приходя в себя.
— Ты красавица, — проводя рукой по обнаженному телу жены, протянул герцог, — жаль, что мы с тобой не начали этого много раньше.
— Оставь, — Гунхильда поймала его руку, но не отодвинула ее со своего живота, — ты совсем замучил меня. — Она посмотрела на Бьергюльфа преданным взглядом. — Больше нет сил…
— Ну, так уж и нет, — усмехнулся донельзя довольный собой герцог, — немножко-то, может, все же осталось?
Их широкое ложе стояло в углу большой, убранной коврами комнаты. Сквозь окно, полузавешенное тяжелыми шторами, пробивался неяркий вечерний свет. Его красноватые отсветы падали на каменные стены и висящие на них старинные шпалеры, изображавшие фривольные сцены из жизни пастухов и пастушек. Со временем краски выцвели, и тела персонажей приобрели грязный оттенок, почти сливавшийся с зеленоватым фоном, изображавшим траву и причудливые растения.
Только пасущиеся козы, безмятежно наблюдающие за сплетенными телами людей, светлыми пятнами выделялись на выцветших полотнах.
— Надо бы заказать новые шпалеры… — продолжая блуждать рукой по телу Гунхильды, сказал герцог. — Помнишь, какие красивые полотна показывал нам Мозес Шоберский? Надо такие же и в Хельсингер привезти.
— Зато у него жена рыжая, а кроме того, новые шпалеры очень дорого стоят, милый, — возразила женщина, потягиваясь под возбуждающими движениями руки Бьергюльфа, — нам и так предстоят большие расходы.
— Какие же? — склоняясь над ней, спросил герцог. — Вы, женщины, всегда найдете какой-нибудь предлог, чтобы сделать все по-своему.
— Разве ты можешь так сказать обо мне, дорогой? — оплетая руками шею мужа, промурлыкала Гунхильда.
— Сейчас узнаю, — прохрипел Бьергюльф, заводя ее руки назад, за голову, и прижимаясь телом к прохладной коже женщины.
…Когда после они лежали рядом, чуть касаясь друг друга разгоряченными телами, Бьергюльф вновь задал свой вопрос:
— Так какие расходы ты имела в виду?
— Расходы? — встрепенулась Гунхильда.
— Да, — нетерпеливо спросил герцог, — ты говорила о предстоящих нам больших тратах.
— Да, конечно. — Она повернула к нему голову. — Хайделинду ведь скоро придется выдавать замуж.
— Угу, — подтвердил герцог, — я уже присмотрел ей хорошую пару.
— Знаю, знаю, — засмеялась герцогиня, — ты говоришь о Хольгере?
— По-моему, это тот человек, что нам нужен, — уверенно продолжал Бьергюльф. — Богат, знатен, да и здоровьем не обделен, — хохотнул он, повернувшись к Гунхильде. — Ты ведь не хочешь, чтобы твоя дочь не получила в должной мере того, что достается тебе?
— Нет, конечно, — она обняла герцога, целуя его плечи и грудь, — но ведь такого, как ты, все равно больше не сыщешь!
— Это точно, — гордо похлопал себя по груди Бьергюльф, — но Хольгер, кажется, немногим уступит мне.
Он знал это наверняка, поскольку не один раз они вместе с графом забавлялись в парной тем, что не очень пришлось по нраву барону Амальрику. Однако посвящать Гунхильду в эти подробности он, разумеется, не собирался.
— Моя племянница должна иметь достойного мужа, — продолжал герцог, — малышка выросла, что надо, — он прищелкнул языком.
— Она похожа на меня, и… — начала герцогиня, но вдруг замолчала, вспомнив тягостный утренний разговор с дочерью.
— Что ты сказала? — подумав, что не расслышал конца фразы, спросил Бьергюльф.
— Я боюсь, что она не совсем хорошо себя чувствует… — неуверенно сказала Гунхильда, — Сегодня утром она затеяла на редкость странный разговор. Ее мысли…
— Какие мысли могут быть у девушки в ее возрасте? — рассмеялся Бьергюльф, просовывая руку под талию жены и стараясь ущипнуть то место спины, на котором у Гунхильды красовались две прелестные ямочки. — Ей нужен хороший, крепкий мужчина, — достигнув своей цели, продолжал он, — и только об этом она и должна мечтать.
— Отстань, ненасытный, — ласково ответила герцогиня, поворачиваясь к Бьергюльфу, — только у тебя это всегда на уме. У других, может быть, все немного иначе. Подожди, дай я договорю.
— Говори, — усмехнулся герцог, обнимая ее за талию, — я же не закрываю тебе рот.
— Это слишком серьезно, — Гунхильда уперлась руками ему в грудь, стараясь вырваться, — подожди!
— Да что с тобой? — отпуская ее, недовольно спросил Бьергюльф. — Ты, как всегда, преувеличиваешь. Наверное, ей нужны новые наряды?
— Не угадал, — ответила герцогиня и выпалила единым духом: — Хайделинда говорит, что ты был заинтересован в исчезновении старшего брата.
Герцог мгновение пролежал в оцепенении, словно получил удар дубиной по затылку. Потом он вдруг вскочил с постели и метнулся к окну. Выглянув зачем-то наружу, где светлая ночь уже сменила закончившийся день, он обернулся к герцогине. Голый, взъерошенный, с разведенными в стороны руками, в сумеречном свете он походил на огромную тряпичную куклу с трясущейся головой, пришитой неумелым мастером.
— Откуда? Откуда у нее эти мысли?! — задыхаясь, спросил он Гунхильду, как будто боясь, что не сможет до конца выговорить эти слова.
— Ей сказали об этом в Бельверусе, — ответила герцогиня, сжимаясь от страха и прикрывая тело скомканной простыней. Она первый раз видела Бьергюльфа в таком состоянии.