Женщина наконец сообразила, что произошло. Она все еще дрожала от пережитого испуга, но в глазах уже появилось нечто осмысленное. У нее было простоватое крестьянское лицо, но свежая кожа и яркие полные губы делали его вполне привлекательным. Рубаха сползла в сторону, и сквозь вырез ворота виднелась ложбинка между грудей и белое округлое плечо.
— Ты понимаешь меня? — спросил Конан.
«Уж не немая ли мне попалась? — подумал он. — Экая незадача!»
Женщина ничего не ответила, но ее глаза обежали фигуру склонившегося к ней киммерийца. Во взгляд: крестьянки варвар прочел что-то похожее на удивление, смешанное с восторгом.
— Не убивай меня! — вдруг взмолилась она, падая перед ним на колени.
— Слава богам! — воскликнул киммериец. — Ты не немая. Никто тебя не собирается убивать, — Он нагнулся и, подняв ее с травы, снова поставил на ноги. — Вставай мне нужно…
— Я согласна! — Она отступила на шаг и, совершенно превратно поняв намерения стоявшего перед ней гиганта с падающей на плечи спутанной гривой черных йлос, быстро стянула с себя рубаху и, сбросив юбку, осталась совершенно обнаженной. — Только быстро! — Она переступила маленькими ступнями босых ног. — Потом отпустишь? — Она умоляюще заглянула в глаза Конана.
Одежда служит не только защитой тела от холода. Для женской половины человечества то, чем они прикрывают свою плоть, еще и важная часть жизни. Удачное платье, подчеркивающее достоинства фигуры и скрывающее кое-какие ее недостатки, способно принести женщине если не счастье, то по крайней мере, большую радость и хорошее настроение на долгое время. Простая крестьянская одежда, которую носила стоявшая перед варваром селянка, выполняла лишь свое основное предназначение и ничего не представляла собой с точки зрения красоты: она скорее скрывала фигуру, делая тело бесформенным. Освободившись от грубых покровов, пленница киммерийца выглядела намного лучше, чем в своих тряпках. Она была невысокого роста, с крепкой, задорно торчащей грудью, чуть полноватой талией и стройными ногами с огруглыми крепкими икрами. Солнце успело позолотить ее тело там, где платье оставляло кожу открытой: ее лицо и шея, ноги до середины лодыжек загорели и резко отличались от молочной белизны груди, живота и бедер. Киммериец, несколько оторопевший от стремительности ее поступков, молча стоял, разглядывая женщину прищуренными синими глазами.
Та, видя, что варвар не предпринимает никаких действий, понимающе усмехнулась и, подняв руки, развязала узел белого платка, покрывавшего голову. Освобожденная масса темно-русых волос, словно водопад, заструилась по ее телу. Пряди были такой длины, что доставали до бедер и совершенно скрыли от глаз киммерийца ее плечи и грудь. Женщина, вздернув голову и дерзко глядя на Конана, обеими руками отвела волосы за спину.
— Я тебе не нравлюсь?
Сбросить одежду для варвара тоже было недолгим делом. Селянка опустилась на траву и поманила его к себе плавным движением руки…
Конан, как всегда, не подкачал, и совершил столько, сколько она смогла пожелать. Единственное, чего он не смог, — это сделать все быстро, как она попросила. Но, во-первых, он не любил торопиться в таких делах, а во-вторых, его пленница сама вошла во вкус и успокоилась, лишь когда силы совсем оставили ее, и она лежала, тяжело дыша, и не могла даже пошевелиться.
— Боги! — увидев, что низкое солнце едва пробивается сквозь верхушки деревьев, прошептала она. — Уже вечер! Мои козы!
Конан, приподнявшись на локте, прислушался.
— Да не переживай, они не успели далеко разбежаться. Слышишь? — Он приподнял ее плечи, поворачивая в сторону, откуда доносилось позвякивание колокольчиков.
— Угу! — Голова женщины бессильно откинулась назад.
— Но мы не решили главный вопрос, — осторожно укладывая ее на траву, усмехнулся варвар, — Ты мне ничего не рассказала.
— А ты так ничего и не спросил, — улыбнулась селянка, с восхищением глядя на киммерийца потемневшими от усталости глазами.
— Ну вот, — засмеялся Конан, поглаживая ее тело, — я только хотел тебя спросить кое о чем, а ты не совсем правильно меня поняла…
— Я очень удачно ошиблась. — Женщина положила ладонь на его руку, добравшуюся до ее груди. — Остановись… Что ты хотел услышать от меня?
— Я хочу знать, где дом вашего старосты.
— Я могу его показать.
— Еще расскажи мне все, что знаешь про него, про его дом, кто с ним живет, в общем — все, понимаешь?
Селянка вместо ответа прикрыла веки.
— Сейчас, — потянулась она всем телом, — дай прийти в себя… — Женщина облизала языком пересохшие губы. — Хорошо бы воды, пить очень хочется.
— Нет проблем. — Киммериец поднялся и вытащил из седельной сумки бурдючок с вином — это будет получше воды…
Они, поочередно прикладываясь к сосуду, почти опустошили его, после чего селянка рассказала Конану все, что знала про старосту своего села, про его большой каменный дом с высоким забором, про его богатство, про то, как люди не любят и побаиваются Краутвурста.
— Почему так?
— Поговаривают, что он в ладах с магией и может запросто погубить человека, если тот ему не приглянется.
— А зачем тогда его выбрали старостой?
— Никто не выбирал, его назначил сам герцог Бьергюльф.
— Понятно, — протянул варвар. — Вспомни еще что-нибудь.
— Вроде бы и все… — задумалась женщина. — Ах нет, совсем забыла. — Она виновато взглянула на киммерийца. — Он завтра утром должен уехать в Хельсингер. За ним прислали человека.
— Точно? — встрепенулся киммериец.
— Точно, — подтвердила селянка, — Он заходил к моему отцу, и я слышала их разговор.
«Хм! — подумал варвар. — Может быть, его лучше Подстеречь на дороге?»
Он задумался, откинувшись на траву и глядя, как по небу неспешно проплывают кучерявые облачка.
«Нет! Возьму его в доме, когда он ничего не подозревает».
— Собак держит? — спросил варвар.
— Нет, — ответила женщина. — Он часто отлучаете из селения, и за ними некому смотреть.
— А у него нет слуг или домоправителя, на худой конец?
— Нет. Раньше был слуга, но теперь нет. Да он вообще редко с кем-то общается. Заходит только к ближайшим соседям.
— Как же он не боится оставлять свой дом?
— Что ты! — испуганно проговорила женщина к этому дому наши люди просто подойти боятся. Редко кто из Сюндбю даже бывал у него. Что ты! — повторила она. — Ни за какие деньги не найдешь смельчака, кто захотел бы побывать там в его отсутствие.
— Понятно… — усмехнулся киммериец.
Он вспомнил, как во времена своей молодости, будучи вором в Шадизаре, покусился на ограбление подобного колдовского логова. Очень неприятное было приключение. Ему еще повезло. Еле ноги унес, но жив-здоров и по сей день. Повернись все немножко по-другому, и он сам, и его подельник Нинус до сих пор, наверное, стояли бы в виде маленьких, величиной с воробья, глиняных болванчиков на полке в комнате чародея. Киммериец представил себе довольную улыбку Горбатого Лиаренуса, с которой тот снимал бы с полки и рассматривал их в компании еще десятка превращенных бедолаг. Теперь он никого рассматривать не может — разорвали на мелкие куски колдуна выпестованные им ужасные темно-зеленые создания. А болванчики, наверное, так и стоят на полке, или, скорее всего, кто-нибудь продал фигурки на рынке и ими теперь играют детишки.
«Надо же, два десятка лет тому назад это было, — прикинул варвар. — Даже больше, пожалуй… Все равно — славные были денечки!»
Однако для воспоминаний времени не было. Они оделись, и женщина проводила его опушкой леса к краю деревни, где показала на черепичную крышу, чуть выступавшую из-за кромки высоченной каменной изгороди.
— Вот он. Видишь, какой богатый? В прошлом году построил, — прошептала она, словно кто-то мог подслушать ее слова. — И откуда у людей берутся такие деньги? — пожала селянка плечами. — Но берегись Краутвурста, это очень опасный человек. Все у нас так считают.
Варвар поцеловал ее на прощание. Она обхватила его шею руками: