«Вот и я, – подумал Виккерс, – тоже начал фантазировать. Что я знаю о жизни этого эксцентричного старика?»
Он встал с кресла и вошел в гостиную. Выдвинул стул, уселся перед рабочим столом, поглядел на пишущую машинку, стоявшую с немым укором, – останься он дома на целый день, к рукописи прибавилось бы еще немного.
Виккерс взял несколько страниц, хотел было их перечитать, но почувствовал, что потерял к ним интерес, и вдруг испугался: неужели ушло вдохновение, заставлявшее его писать каждый день? Он не мог противиться внутренней потребности освободить свой мозг от накопившихся мыслей и тем самым вновь обрести ясность мышления. Он воспринимал необходимость писать как неизбежное покаяние, после которого снова можно спокойно жить.
Он отказался писать книгу для Крофорда, сказав, что она не интересует его, и это было правдой, ибо он мечтал вернуться домой, к своей рукописи, оставшейся на столе.
Но рукопись была не единственной причиной отказа – на него подействовало и еще что-то. «Предчувствие», – сказал он Энн, и та подняла его на смех. А у него на самом деле было предчувствие, более того, ощущение опасности, страха, словно рядом стоял его двойник и умолял как можно быстрее уйти оттуда.
Рассуждая логически, он не должен был ощущать страха. У него не было никаких причин отказываться от предложения Крофорда. Деньги очень пригодились бы. И Энн получила бы хорошие комиссионные. Отказ противоречил здравому смыслу. И все же он отказался без малейшего колебания.
Он положил страницы поверх стопки, встал и задвинул стул.
Шорох скользящего по ковру стула словно послужил сигналом – в темном углу послышался топот, кто-то перебежал в другой угол. И все стихло – только через открытую дверь доносилось шуршание виноградной лозы, которая, качаясь, задевала за накомарник, натянутый вокруг террасы. Затем лоза перестала качаться, и в доме стало совсем тихо, сверхъестественно тихо, словно весь дом замер, ожидая, что произойдет дальше.
Виккерс медленно повернулся и окинул взглядом комнату. Он поворачивался очень осторожно, стараясь не производить ни малейшего шума и в то же время не показаться кому-то смешным.
Мышей быть не могло. Джо гарантировал. Кто же тогда мог бегать из угла в угол?
Ничто не нарушало тишины. Даже не тишины, а какого-то мертвого оцепенения: казалось, кто-то, сдерживая дыхание, затаился во тьме.
Двигая только глазами – ему чудилось, стоит повернуть голову, как хруст шейных позвонков навлечет на него опасность, – Виккерс осматривал комнату, внимательно вглядываясь в темные углы, куда не доставал свет лампы. Он осторожно завел руки за спину, чтобы ухватиться за край стола, опереться на что-нибудь твердое. Пальцы его правой руки наткнулись на металлический предмет, и он угадал в нем пресс-папье, которое снял с рукописи, когда сидел за столом. Он схватил его и зажал в руке – теперь он был вооружен.
Кто-то притаился в углу возле желтого кресла, и, хотя это существо не имело глаз, Виккерс чувствовал, что за ним наблюдают. Существо еще не знало или не хотело знать, что его заметили, но такое положение не могло длиться долго.
– Вот тебе! – крикнул Виккерс и с силой метнул пресс-папье в угол.
И тут же послышался звон катящихся по полу металлических деталей.
Глава 12
Перед Виккерсом лежала груда обломков: разбитые крохотные радиолампы, перепутанные провода, потрескавшиеся кристаллы, помятый металлический корпус, в котором помещалась вся эта таинственная механика, совершенно неизвестная ему.
Он подвинул к себе настольную лампу, чтобы лучше рассмотреть собранные с пола предметы, и нерешительно трогал их пальцем.
Оказывается, вовсе не мыши разгуливали ночью по дому. И кошка боялась этого незнакомого предмета, обходившего мышеловки.
Судя по всему, это было какое-то электронное устройство. «Электронный шпион, – догадался Виккерс, – который движется, слушает, наблюдает за мной, записывает все, что видит и слышит, а потом кому-то передает добытую информацию. Но кому? И зачем? А может, это что-то совсем другое и его присутствие объясняется очень просто, а может, и вовсе необъяснимо. Будь это электронный соглядатай, мне не удалось бы застигнуть его врасплох. Ясно одно: шорохи и шаги, которые месяцами слышались по ночам, отнюдь не мышиная возня».
Однако всякий шпион ведет наблюдения, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Тем более подобное устройство. Его нельзя было бы обнаружить, не пожелай оно открыться.