Милиционер, очень крепкий на вид мужчина, с оттяжкой ударил громиле резиновой дубинкой под сгиб ноги. Громила оступился и повалился на мраморный пол. Удар дубинкой пришелся немного под углом и тем самым серьезно повредил громиле ногу. Она больше не сгибалась в колене, а была уродливо отставлена в сторону.
Вовка посмотрел на милиционера. Лицо у него было озабоченным, но с явным оттенком удовольствия. Вовка бросился к Стасу. Тот уже поднялся и старался прокашляться, стоя у колонны, опираясь на нее спиной. Милиционер уже начал нагибаться к громиле, чтобы схватить его за воротник, но тут его кто-то обхватил за плечи. Вовка повернулся и увидел, что это второй громила, у которого был такой же страшный шрам через все лицо.
Милиционер попытался освободиться от захвата, но громила еще сильнее сжал руки. Милиционер из последних сил напряг мускулы. Все было тщетно. Громила в два рывка подтащил его к колонне и с разворота кинул на нее. Милиционер дернулся и сполз на мраморный пол, раскинув руки, неестественно вывернув правую ногу.
На платформе послышались крики: «Да что же это делается!!», «Да позвоните же кто-нибудь!!!», однако никто не торопился прийти на помощь поверженному стражу порядка.
В это время Стас собрался с силами и, поднимаясь, взял в руки ведро, в котором осталось немного опилок. Громила, тяжело дыша, начал разворачиваться. Стас уже бежал в его направлении. В три прыжка он оказался возле противника. Сходу запрыгнув на лавку, Стас наотмашь засандалил громиле по голове. Остатки опилок дождем посыпались на пол. Громила, не закончив разворота, наклонился в сторону и с грохотом рухнул на бок.
Стас подбежал к Вовке и, присев, схватил его за плечи. Бегающими глазами он осмотрел его, ощупал, быстро и отрывисто передвигая руки по телу. Вовка поначалу немного испугался, но потом все понял.
— Со мной все в порядке, — сказал он.
— Точно? — недоверчиво переспросил Стас, не веря в услышанное.
— Точно.
Стас поднялся и осмотрелся вокруг. Два разбитых поезда стояли возле платформы. Тот, что был сзади, протолкнул первого наполовину в тоннель. Пассажиры, попадавшие от удара на пол, поднимались и выбирались через разбитые окна. Кругом слышались стоны. Слава Богу, пожара не случилось, да и народу в поездах было не много. Дежурная по станции что-то говорила срывающимся голосом человеку в форме машиниста. Прибежавшая из станционного медпункта медсестра водила пронашатыренной ваткой перед носом пожилой женщины, лежавшей на полу. Стас еще раз осмотрел платформу. Он не видел больше ничего угрожающего и они с Вовкой побежали вверх по эскалатору. По соседнему эскалатору, идущему вниз, на станцию, бежал наряд милиции — пять человек во главе с коренастым капитаном. Вовка и Стас посмотрели им в след и побежали дальше. Что произошло на станции через несколько минут, они так и не узнали.
— Что он от тебя хотел? — тяжело дыша, спросил Вовка, соскочив с эскалатора.
— Не знаю, — честно ответил Стас. — Он не успел сказать. Наверное, то же, что они хотят всегда.
— А что они хотят всегда?
— Чтобы зло победило, — Стас остановился. Они уже выбрались на улицу.
На город опускалась темно-синяя августовская ночь. Зайдя в ближайший переулок, Стас остановил Вовку у тусклого фонаря, и посмотрел ему в глаза.
— Мы никогда не говорили об этом... — начал он. — Ты, наверное, не до конца понимаешь, что мы ввязались в очень страшную игру. Можно воспринимать все как сказку, но мы... и ты в том числе, сейчас боремся со вселенским злом. Мы вступили в открытую и неравную схватку. И уйти в сторону теперь уже невозможно.
— Я понимаю это, — сказал Вовка. Он шумно сглотнул и посмотрел на Стаса.
Стас заглянул в детские, открытые миру глаза, и вдруг ясно увидел в них совсем не детскую печаль. В это мгновение ему стало страшно. Страшно оттого, что все, что он сейчас сказал Вовке — правда. При участии взрослых этот ребенок ввязался в самую настоящую войну. Стас взял Вовку за плечи.
— Домой нам возвращаться нельзя. Сейчас мы поедем к моему старому учителю. Помнишь, я рассказывал тебе о нем? Ты поживешь у него некоторое время. Он очень хороший старичок.
Стас снова замолчал. Вовка тоже стоял молча, немного опустив глаза. Его скулы еле заметно дергались, выдавая волнение.
— Ты хочешь что-то спросить?
— Да, — сказал Вовка и замолчал на несколько секунд. — Папа вернется?
Он опять поднял на Стаса свои большие серые глаза. Теперь в них светилась такая отчаянная надежда, что Стас не сразу нашелся, что ответить.
— Обязательно... По-другому и быть не может. Мы же стоим на стороне Добра. А оно всегда побеждает.
Тем временем на станции метро наряд милиции раздвинул изрядно увеличившуюся толпу зевак возле распластанных на платформе тел: двух громил и милиционера. Сержант присел перед поверженным коллегой и принялся нащупывать пульс.
— Все, Михалыч... — сказал он капитану, поднимаясь.
Трое других милиционеров попытались разогнать зевак.
— Отойдите, отойдите. Нечего здесь смотреть, — говорил зевакам капитан.
От тел начал подниматься легкий сизый дымок.
— Всем назад! — рявкнул капитан.
Все отступили, кто-то спрятался за колонну. Холодный пронизывающий ветерок прошелестел по платформе и закрутил в легкие смерчи струйки дыма, поднимающиеся от лежащих громил. Раздался звук падающего тела — упала в глубокий обморок накрашенная тетка, призывавшая позвонить в ФСБ. Взору зевак, милиции и только что подошедших санитаров с носилками предстало удивительное. Тела двух громил вдруг начали истончаться. Контуры их сместились и стали опадать. Ветер и остатки дыма втянулись в черное жерло тоннеля и через несколько секунд все стихло. Только желтоватая слизь и черные подтеки на мраморном полу «Павелецкой» напоминали о двух мордоворотах с глубокими шрамами на лице. Оцепеневшая толпа шумно выдохнула, а видавший виды капитан размашисто перекрестился.
Есть в Москве такие места, попав в которые человек не хочет уходить. И не важно, что это — тихий центр или рабочая окраина, если территория ухожена, если дома не стоят подобно барханам посреди пустыни, а окружены зеленью деревьев. И еще более притягательной становится местность, если где-то поблизости живет человек с большой буквы "Ч". Среди знакомых Стаса такой человек был. Это его бывший учитель, по сей день преподававший в Университете историю от древнего мира до средних веков. В МГУ на многочисленных кафедрах исторического факультета было немного преподавателей, с кем можно было не просто поговорить, но еще и получить удовольствие от беседы. Ну, а из истории Андрей Борисович знал, кажется, все. По крайней мере, Стасу так казалось.