Выбрать главу

— В богослужениях Картезианского ордена никогда не использовался орган, — продолжал объяснять сторож.

Бондарь машинально бубнил перевод. Стас горячо объяснял Тамаре:

— Видишь, древние фрески изображают жизнь святых в ее средневеково-католическом понимании: «Верь и не усомнись!». Кто бы с этим спорил, но зачем же вот так грозно и с таким выражением лица, как вон у того лысого монаха на стене?

Звуки человеческой речи ударялись о высокие своды, соединялись в странном симбиозе, и уже казалось, что это статуи святых, стоящие у стен, о чем-то беседуют между собой.

Сторож достал из кармана небольшой пульт дистанционного управления и нажал одну из кнопок. Церковь наполнили сдержанные звуки григорианского хорала, льющиеся из невидимых колонок.

— Эти ноты не так давно обнаружили в библиотеке монастыря, — пояснил сторож.

— Они были написаны на нотоносце из четырех линеек — пятую в то время еще не изобрели.

«Libera me, Domine-e, de morte aeterna-a...»[21], — негромко, но внятно раздавалось под сводами. Казалось, все окружающее пространство внимало этим словам: слегка померк свет за узкими окнами, — очевидно солнце прикрылось небольшим облаком, — строже стали лица монахов на древних фресках, заострились контуры мраморных статуй у стен...

— Кто это исполняет? — тихонько поинтересовалась Тамара. Бондарь перевел ее слова.

— Хор Пизанского Университета, — ответил сторож, слегка уменьшив громкость.

— Точнее, мужской ансамбль.

— Красиво... — сказала Тамара.

— Похоже на «Энигму», — после небольшой паузы прокомментировал Стас. Он уже открыл рот, чтобы сказать про нехватку ударника, синтезатора и «охов-вздохов», но осекся под осуждающим взглядом Тамары.

Вовка тронул Юру за локоть:

— А что же с монахами-хранителями?

— Боюсь, что здесь нам нечего ловить, — ответил Юра, — Монастырь давно умер.

Потоки света, льющиеся из верхних окон, устремлялись к роскошному алтарю, высеченному из единого куска сиракузского мрамора. Тамара подошла и погладила его руками. Теплый на вид мрамор оказался неожиданно холодным, но этот холод почему-то не вызвал желания резко отдернуть руку.

— Идемте, друзья, — сказал Бондарь, — монахов тут давно нет, да я это и так знал. Я пытался найти следы... Но и их нет.

— А что за следы? — спросил Юра. Он видел, что Бондарь мрачнел на глазах.

— Следы тех, кто точно укажет нам место Подземного Храма.

— Но ведь есть легенда о монахах, ушедших в горы...

— Таких легенд, Юра, я могу рассказать Вам с десяток, — ответил Бондарь, — но, к сожалению, ни одна из них не способна указать нам путь. Признаюсь, не очень мне хочется лезть завтра в Водопровод Медичи и брести там наугад, но... видно, так надо.

На выходе из монастыря сторож попрощался с путешественниками, еще раз внимательно посмотрел на Бондаря и закрыл ворота изнутри.

"...и догорает позолота

в тени громадных базилик",

— вдруг процитировал Юра. И добавил, — не помню, кто сказал...

Низко по небу плыли пушистые кучевые облака. Путешественники невольно залюбовались ими.

— Мне кажется, — сказал Стас, — что именно на таких вот «итальянских» облаках русским святым являлась Богородица.

— Да, Станислав... Россия и Италия очень тесно переплелись друг с другом на каком-то невидимом уровне, — ответил Бондарь. — Ведь недаром часть кремлевских соборов строил заезжий итальянец Фиораванти, а в Венецию специальные водостойкие сваи поставлялись из Перми. Вот и «поезд-призрак» пропал в Италии благодаря «русскому следу»...

Подошла Тамара:

— Григорий Ефимович, Вы даже не представляете, как я счастлива, что я здесь. Вы подарили нам всем сказку.

Она приблизилась к Бондарю и нежно чмокнула его в щеку. Бондарь ощутимо растерялся, но как-то сразу перестал мрачнеть.

— Тамарочка, ну... это вам всем спасибо... Да и «сказка», как Вы выразились, еще не закончена... Гхм... — Бондарь еще немного посмотрел на облака, затем вдруг сладко с хрустом потянулся и сказал, — ну что же, друзья. В конце концов, что будет завтра, то будет завтра. А жить, как говорят итальянцы, надо в отсеке сегодняшнего дня.

— Как это? — спросил Вовка.

— Очень просто. Каждый день — это отдельная жизнь. И надо прожить ее с удовольствием.

В город попали уже под вечер. Бондарь расплатился с таксистом и попросил подать машину к гостинице завтра к восьми утра. На вопрос «Куда ехать?» он уклончиво ответил: «Там будет видно».

Бондарь предложил побродить немного по окрестным улочкам — «пообщаться с Городом». На одной из маленьких старинных площадей, к которой вывел короткий узкий переулок, обнаружился небольшой кинотеатр с ностальгическим названием «ODEON». У входа висела афиша дзеффирелливской «Травиаты». Бондарь вытаращил глаза:

— Боже! «Травиата» на большом экране! Друзья, нам феерически повезло. Ближайший сеанс через полчаса.

Стас криво усмехнулся, когда Вовка с неподдельной тоской поднял на него глаза. Юра с Тамарой не прореагировали никак.

— Давайте поступим таким образом, — сказал Бондарь, окинув взглядом компаньонов. — У кого нет желания смотреть экранизацию творения великого Верди, может поступить в соответствии со своими планами. Через два часа встречаемся в гостинице, потом идем ужинать. Идет?

— Григорий Ефимович, я пойду с Вами, — ответила Тамара и взяла Бондаря под руку.

— И я... — Юра испытал что-то вроде укола ревности.

— А мы, наверное, еще погуляем, — произнес Стас, ощущая на себе благодарный Вовкин взгляд.

— Вот и отлично! Станислав, возьмите, на всякий случай, адрес гостиницы. — Бондарь вырвал листок из записной книжки в кожаном переплете, нацарапал что-то ручкой и протянул Стасу. — Кстати, через улицу есть неплохой развлекательный центр с игровыми автоматами нового поколения. Уверен, что человек в двенадцать с половиной лет способен оценить их по достоинству.

Бондарь подмигнул Вовке и незаметно вложил в его руку купюру в пятьдесят тысяч лир, шепнув на ухо:

вернуться

21

«Освободи меня, Господи, от смерти вечной» (лат.)