Стас подбежал к Вовке и, присев, схватил его за плечи. Бегающими глазами он осмотрел его, ощупал, быстро и отрывисто передвигая руки по телу. Вовка поначалу немного испугался, но потом все понял.
— Со мной все в порядке, — сказал он.
— Точно? — недоверчиво переспросил Стас, не веря в услышанное.
— Точно.
Стас поднялся и осмотрелся вокруг. Два разбитых поезда стояли возле платформы. Тот, что был сзади, протолкнул первого наполовину в тоннель. Пассажиры, попадавшие от удара на пол, поднимались и выбирались через разбитые окна. Кругом слышались стоны. Слава Богу, пожара не случилось, да и народу в поездах было не много. Дежурная по станции что-то говорила срывающимся голосом человеку в форме машиниста. Прибежавшая из станционного медпункта медсестра водила пронашатыренной ваткой перед носом пожилой женщины, лежавшей на полу. Стас еще раз осмотрел платформу. Он не видел больше ничего угрожающего и они с Вовкой побежали вверх по эскалатору. По соседнему эскалатору, идущему вниз, на станцию, бежал наряд милиции — пять человек во главе с коренастым капитаном. Вовка и Стас посмотрели им в след и побежали дальше. Что произошло на станции через несколько минут, они так и не узнали.
— Что он от тебя хотел? — тяжело дыша, спросил Вовка, соскочив с эскалатора.
— Не знаю, — честно ответил Стас. — Он не успел сказать. Наверное, то же, что они хотят всегда.
— А что они хотят всегда?
— Чтобы зло победило, — Стас остановился. Они уже выбрались на улицу.
На город опускалась темно-синяя августовская ночь. Зайдя в ближайший переулок, Стас остановил Вовку у тусклого фонаря, и посмотрел ему в глаза.
— Мы никогда не говорили об этом… — начал он. — Ты, наверное, не до конца понимаешь, что мы ввязались в очень страшную игру. Можно воспринимать все как сказку, но мы… и ты в том числе, сейчас боремся со вселенским злом. Мы вступили в открытую и неравную схватку. И уйти в сторону теперь уже невозможно.
— Я понимаю это, — сказал Вовка. Он шумно сглотнул и посмотрел на Стаса.
Стас заглянул в детские, открытые миру глаза, и вдруг ясно увидел в них совсем не детскую печаль. В это мгновение ему стало страшно. Страшно оттого, что все, что он сейчас сказал Вовке — правда. При участии взрослых этот ребенок ввязался в самую настоящую войну. Стас взял Вовку за плечи.
— Домой нам возвращаться нельзя. Сейчас мы поедем к моему старому учителю. Помнишь, я рассказывал тебе о нем? Ты поживешь у него некоторое время. Он очень хороший старичок.
Стас снова замолчал. Вовка тоже стоял молча, немного опустив глаза. Его скулы еле заметно дергались, выдавая волнение.
— Ты хочешь что-то спросить?
— Да, — сказал Вовка и замолчал на несколько секунд. — Папа вернется?
Он опять поднял на Стаса свои большие серые глаза. Теперь в них светилась такая отчаянная надежда, что Стас не сразу нашелся, что ответить.
— Обязательно… По-другому и быть не может. Мы же стоим на стороне Добра. А оно всегда побеждает.
Тем временем на станции метро наряд милиции раздвинул изрядно увеличившуюся толпу зевак возле распластанных на платформе тел: двух громил и милиционера. Сержант присел перед поверженным коллегой и принялся нащупывать пульс.
— Все, Михалыч… — сказал он капитану, поднимаясь.
Трое других милиционеров попытались разогнать зевак.
— Отойдите, отойдите. Нечего здесь смотреть, — говорил зевакам капитан.
От тел начал подниматься легкий сизый дымок.
— Всем назад! — рявкнул капитан.
Все отступили, кто-то спрятался за колонну. Холодный пронизывающий ветерок прошелестел по платформе и закрутил в легкие смерчи струйки дыма, поднимающиеся от лежащих громил. Раздался звук падающего тела — упала в глубокий обморок накрашенная тетка, призывавшая позвонить в ФСБ. Взору зевак, милиции и только что подошедших санитаров с носилками предстало удивительное. Тела двух громил вдруг начали истончаться. Контуры их сместились и стали опадать. Ветер и остатки дыма втянулись в черное жерло тоннеля и через несколько секунд все стихло. Только желтоватая слизь и черные подтеки на мраморном полу «Павелецкой» напоминали о двух мордоворотах с глубокими шрамами на лице. Оцепеневшая толпа шумно выдохнула, а видавший виды капитан размашисто перекрестился.