— Совершенно верно. Так вот, череп Никольского, добытый по приказу Лукавского, попал к служителям культа и после специального «обряда посвящения» стал вместилищем колоссальной энергии. В попавших ко мне документах ее называют «незримой силой», но природа ее не объясняется. Череп Никольского сам по себе является артефактом. А теперь прибавьте сюда Римский поезд, попавший в аномальную зону. Он все равно исчез бы в этом тоннеле, даже если бы в нем не было черепа Никольского. Но неведомая энергия, заключенная в черепе, каким-то образом вырвалась на свободу. Она замкнула в кольцо солидный участок Времени и превратила поезд в страшную машину смерти. Он теперь проходит сквозь разные пространства или же, «рассекая грани», это кто как любит говорить, и совершает обороты вокруг некоего условного центра. В некоторых популярных философиях этот центр именуют «Генеральным Меридианом». Если поезд сделает вокруг него полных сорок девять оборотов, во всей Вселенной, воцарится вечная власть зла и мрака.
Юра молчал, пытаясь обдумывать сказанное. Бондарь истолковал это молчание по-своему:
— Я понимаю, звучит банально, но, к сожалению, это единственная информация на данном этапе.
— Почему именно сорок девять, а, скажем, не пятьдесят пять? — спросил Юра.
— Не знаю… Это число несколько раз попадалось мне в разных источниках. Правда, об этом всегда говорилось вскользь, и никакого объяснения я не нашел. А может, все гораздо проще: сорок девять можно получить, перемножив семь на семь, наверное, по аналогии с «сорока сороками».
«Почему именно семь? И причем здесь сорок сороков…», — подумал Юра и машинально пнул ногой лежащую на одной из шпал пивную пробку. Обиженно звякнув, она пролетела несколько метров, подмигнула солнечным бликом и скрылась в зарослях колючего кустарника в изобилии растущего вдоль заброшенного железнодорожного полотна.
— Я не понимаю, почему этим черепом оказался именно череп Никольского, а не кого-то другого.
— Я ждал этого вопроса, но, наверное, я Вас разочарую, — Бондарь выдержал небольшую паузу. — Здесь может быть несколько объяснений. Даже не знаю, на каком остановиться… Все они по-своему правомочны, но по-своему и несостоятельны.
— Например?
— То, что писал Никольский, Вам, как человеку образованному, хорошо известно. Возможно, он затронул в своем творчестве некие мистические сферы, соприкосновение с которыми не проходит для человека бесследно и явно не несет ничего хорошего. А может быть, все дело в какой-то особой форме гениальности.
— Или в том и другом одновременно?
Бондарь молча кивнул, потом ответил:
— А может, вообще в чем-то третьем. Вполне возможно, что истинная причина скрыта от нас.
— Получается, за его головой давно охотились, — сказал Юра.
— Несомненно. Хотя, ясно одно — Никольского не могли специально лишить жизни, чтобы получить голову. Он должен был умереть исключительно своей смертью. В противном случае череп не получил бы нужных свойств.
Юра молчал, обдумывая слова Бондаря.
— Удивительно, но Никольский, похоже, чувствовал то необычное, что произойдет по ту сторону его кончины, — Бондарь остановился, изящным движением открыл дипломат, и извлек оттуда небольшой томик явно дореволюционного издания. — Я знал, что у нас зайдет об этом разговор, и захватил для Вас его «Дневник Умалишенного». Хочу обратить Ваше внимание на некоторые нюансы этого повествования, — он открыл книгу на закладке, перелистнул еще несколько страниц, прокашлялся и с выражением начал читать: «…все дальше, дальше уносит меня моя тройка. Закат нависает надо мной, но рассвет подгоняет меня, да клубы пара устилают мне путь. Вот и Млечный Путь расстелил миткаль… Справа — степь малоросская, слева — Италия виднеется. Вон избы русские показались вдали. Что за круговерть, зачем она? Ох, голова моя, голова! Зачем овязали ее полотенцем? Зачем льют на нее ушат за ушатом ледяную воду? Оставьте мою бедную голову! Оставьте! Пощадите…».
Бондарь замолчал.
— Россия, Италия, Малороссия… — Юра озадаченно потер лоб. — Вы хотите сказать, он чувствовал, что его голова будет носиться через разные пространства, а душа не обретет покоя?
— Насчет души — точно сказать не могу, — Бондарь закрыл томик, положил его в дипломат, щелкнул замками и побрел дальше. Юра последовал за ним. — Все-таки его отпели, на могиле была отслужена панихида, и не одна. Точно известно, что перед смертью он причастился Святых Христовых Тайн. Возможно, с душой-то как раз все в порядке. А вот с телом — беда. Хотя, может быть, это и на бессмертную душу как-то влияет — точно не известно. Скверное дело, когда часть останков начинает жить самостоятельной жизнью.