– Не стоит судить по внешнему виду, мсье Фердинанд. Жозюэ очень помог нам, доставив в Сент-Жан-д’Арк, и мы смогли привезти малышку Анатали домой к Рождеству. Может, он и странный, однако ничего не боится. И, честно говоря, мне даже спокойнее знать, что Жасент с ним. Но, кажется, я вас побеспокоил…
– Ну что ты! Проходи и поешь супу, – приветливо пригласила его Сидони. – Наверняка у вас ничего не приготовлено на ужин. А если подъедет упряжка, ты сразу же это услышишь. Да и Томми залает. Ты заметил, Пьер, что ваш пес бросается на все, что шевелится, но только когда находится в доме?
– Это правда! Повстречай он других собак – куда бы вся храбрость подевалась! – подхватил Фердинанд. – Вы как хотите, а я возвращаюсь за стол. Сидони права, мой мальчик: тарелка горохового супа пойдет тебе на пользу.
Возможность побыть еще немного со стариком и свояченицей обрадовала Пьера. Собственный дом показался ему слишком темным и пустым, ведь в этот час Жасент обычно встречала его, ласковая, улыбчивая, и все вокруг нее дышало светом и теплом. Пьер торопливо сбросил куртку, снял сапоги и шапку.
– Погода сегодня не самая лучшая, – сказал он, входя в кухню. – Здесь, в Сен-Приме, не очень ветрено, но в нескольких милях от поселка ветер наверняка набирает силу. И снегопад не прекращается…
В эти слова, произнесенные негромким голосом, он вложил беспокойство, которое испытывал из-за отсутствия своей красавицы-супруги. Сидони посмотрела на зятя с сочувствием. Она по-прежнему была равнодушна к обаянию друга детства, чье правильное лицо в ореоле темно-каштановых кудрей с годами стало более мужественным. Вдруг Пьер поднял глаза и с нескрываемым удивлением уставился на нее.
– Сидо, я сразу не заметил… В прихожей у вас темно… Твои волосы! Ты подстриглась.
– А я все жду, когда же ты начнешь возмущаться! Моя сестрица бережет свои косы, ради того чтобы тебе нравиться, – иронично отозвалась девушка. – Признай, что с такой прической я выгляжу более современно!
– Ты такая же красивая, как и раньше, но сама на себя не похожа, – сказал Пьер.
– Испортить такие волосы! – снова завел свою песню Фердинанд. – В грустные времена мы живем… Сначала построили плотины на двух водоотводных каналах, Гранд-Дешарж и Птит-Дешарж, и всюду провели электричество, а теперь женщины хотят работать и укорачивают себе юбки и волосы! Если бы моя дорогая Олимпия увидела тебя такой, внучка, как бы она плакала!
– Давайте сменим тему, а то у меня настроение портится. Пьер, я могла бы отнести на ферму куклу Анатали. Малышка просит об этом со вчерашнего вечера. А еще мне нужно сшить для куклы новое платье – из-за Томми, который грызет все подряд!
Щенку было всего шесть месяцев. Шамплен Клутье подарил его Жасент в день их с Пьером свадьбы. Песик был средних размеров и, похоже, вряд ли вырастет еще.
– А скажи-ка, Сидо, – слегка насмешливым тоном произнес ее зять, – ты стриглась у парикмахера в Робервале или же у местного брадобрея?
– В Робервале, разумеется!
– И как же ты вернулась в Сен-Прим в такой одежде и обуви?
– Она позволила себе немного шикануть – в Роберваль и обратно ездила на такси с опутанными цепью шинами! – едким тоном сообщил Фердинанд. – Хотя дорогу к этому времени уже расчистили. Что ж, желающие потратить свои гроши на глупости всегда найдутся!
Настроение у Сидони было хорошее, поэтому она не обиделась на деда. Они с Пьером доели суп, она убрала посуду и поставила на стол перед Фердинандом нарезанный хлеб, сыр и чайник с заваркой.
– Пойду переоденусь, раз на улице метель, – улыбнулась девушка и убежала в гостиную.
– Ваша внучка счастлива, – заметил Пьер, вставая и пожимая старику руку. – Журден Прово будет ей отличным мужем, я в этом не сомневаюсь.
– Может, меня в день их свадьбы уже и на свете-то не будет… Только подумать – наша Эмма на кладбище, а ведь, когда ее убили, ей было всего девятнадцать! Каждый раз, глядя на ее фотографию, я молю Господа забрать меня во сне, чтобы мы с Олимпией и Эммой снова были вместе!
Пьер смущенно кивнул. Несмотря на общение с соседями, семейной парой французов, поселившихся на улице Лаберж, и страстное увлечение кроссвордами, Фердинанд Лавиолетт медленно угасал в трауре и одиночестве.
– А тут еще дочка в марте собирается рожать, – мрачно продолжал старик. – Когда Эмма появилась на свет, моя Альберта очень мучилась. А ведь тогда она была намного моложе! Что, если и она нас покинет?
В кухню вернулась Сидони. Элегантный туалет сменили брюки из джерси, отделанные мехом ботиночки и анорак из ткани под названием миткаль, на меховой подкладке.