Закончив осмотр, я вместе с Розой вышел в гостиную.
— Ну? — спросила она.
Я сказал:
— Вы знаете, что этот ее… недостаток можно устранить. При хорошем лечении она пойдет нормально через…
— Замолчите! — Яростный крик ударил меня, как пощечина. — И чтоб я от вас этого больше не слышала! Я ее знающим людям показывала. Не хватало, чтоб всякие молодые идиоты понапрасну ее обнадеживали. Только заикнитесь, и ноги вашей здесь не будет. Я хочу знать, чем она больна. Она плохо ест, плохо спит и плохо работает. Что вы нашли?
Я ответил:
— Пока не знаю. Я не увидел никаких органических нарушений. Но что-то не так. Мне надо будет еще раз посмотреть. Пока я пропишу тонизирующее, а через несколько дней загляну.
— И молчите, ясно? А то найду другого доктора.
— Хорошо, — сказал я. Главное, чтоб я мог приходить к Мэри. Дальше будет видно.
Берясь за шляпу и чемоданчик, я сказал:
— Если я не ослышался, вы говорили, что шьете этих кукол сами.
Она сперва опешила, будто не ожидала, что я вернусь к этому разговору. Потом буркнула:
— Я их придумываю. Иногда разрешаю ей немножко помочь, чтоб меньше думала о своей никчемности.
Однако, когда я снова вышел в яркий осенний день, и увидел, как дети бросают мяч через стену старой пивоварни, я понял, что Роза Язвит солгала, а я — отыскал душу, воплощенную колдовской куклой. Но холодное чутье врача предупреждало: если не разгадать причину ее недуга, душе этой недолго оставаться на земле.
Позже я узнал, что ее зовут Мэри Нолан, и она медленно умирает без всякой видимой причины. Я был уверен, что это связано с ее сестрой (не родной, как выяснилось, а двоюродной). Нет, рыжая особа не убивала ее сознательно. Она не хотела, чтобы Мэри умерла. Мэри приносила ей доход.
После того, как я зашел несколько раз, Роза уже не притворялась, что делает кукол сама. Постепенно я по кусочкам восстановил всю картину.
Когда Мэри было пятнадцать, она с родителями попала в автомобильную катастрофу. Родители погибли, Мэри осталась калекой. Суд поручил ее заботам единственной родственницы, Розы Язвит. Когда опекунша обнаружила, как мало унаследовала Мэри, она принялась издеваться над ее увечьем и за годы совместной жизни приучила сестру стыдиться своей хромоты. Она вечно твердила: «Ты беспомощная калека. Ни один мужчина на тебя не взглянет. Ты не выйдешь замуж, у тебя не будет детей».
К своему совершеннолетию Мэри была окончательно сломлена. Она осталась с сестрой и жила уединенно и безрадостно. Тогда же примерно она начала шить кукол, и Роза, при всей вульгарности, жадности и лени, разглядела, как они хороши. Продав несколько штук, она заставила Мэри трудиться с утра до вечера.
Мэри боялась сестру, но убивало ее не это. Тут было что-то другое, чего я не мог распознать. Роза не оставляла нас вдвоем. Никогда я не видел, чтобы зло столь явственно торжествовало над добром, как в этой комнате, где сидела бедная, задавленная девушка, а рядом, в испарениях дешевых духов, исходила злобой громадная женщина с алчными глазами.
Я не напоминал, что хромоту можно вылечить. Гораздо важнее было узнать, что губит бедную Мэри. Перевезти ее в больницу не разрешала Роза.
Целых десять дней мне казалось, что я остановил роковой недуг. Я запретил Мэри работать над куклами. Я купил ей книжек, конфет и бутылку хереса. Когда я снова зашел, она впервые мне улыбнулась. Трепетная, жалобная, женственная улыбка растопила бы ледяное сердце.
— Так-то лучше, — сказал я. — Еще десять дней никаких кукол. Сон, отдых, чтение. Потом посмотрим.
Но сестра нахмурилась и неприятно скривила рот.
Когда я зашел опять, Роза встретила меня в гостиной. Она сказала:
— Больше не приходите, доктор. Мы не нуждаемся в ваших услугах.
— Но Мэри…
— Мэри здоровехонька. Прощайте, доктор.
Я взглянул на старый чемодан. Там лежали три новые куклы. Померещилось мне, или впрямь что-то новое появилось в этих безгласных, колдовских творениях? Каждая из них была рождением и смертью, словно приветствовала жизнь во всей ее красе, всех радостях и соблазнах, и одновременно прощалась с ней.
Я чуть не оттолкнул кошмарную женщину, чтобы броситься к больной, но слишком прочно въелась в плоть врачебная этика. Если доктору отказывают от дома, он должен покориться, если только не подозревает, что против пациента ведется нечестная игра. Для этого оснований не было. Я не нашел причину болезни, вот Роза и обратилась к другому врачу. Ей нужно, чтобы Мэри работала, зарабатывала, и она о ней позаботится, хотя бы ради себя.