Она тревожно оглядывалась по сторонам, пугаясь каждой тени, каждого клуба пара. Ей мерещились всякие существа на них, готовые накинуться и растерзать. Однако Эйдан продолжал ехать вперед, спокойный и невозмутимый. Так что Брианна пыталась отогнать страхи и заставляла себя думать о другом.
Солнце поднималось все выше, заливая светом и теплом просыпающуюся природу. Дымка таяла, оставляя после себя лишь капли росы, сверкавшие в траве, как драгоценные камни. Брианна наконец успокоилась, ругая себя за прежние страхи. Как же тогда она справится с Морлохом, спрашивала она себя, если не может проехать сквозь утренний туман, не шарахаясь от каждой тени?
Как только стала видна дорога, Эйдан пустил Люцифера галопом. Они ехали все утро, остановившись только в полдень на полчаса, чтобы дать передохнуть коням, а самим быстро перекусить. Затем Эйдан возобновил бешеную скачку и гнал до самых сумерек, которые спустились на землю, касаясь ее пальцами сгущающихся теней. За весь день он не проронил ни слова, лишь иногда отдавал какое-нибудь краткое распоряжение.
Брианна всю дорогу с беспокойством посматривала на Эйдана. С прошлой ночи в нем что-то изменилось. Случилось нечто большее, чем то, что вызывало грубоватую резкость его обращения с ней. Он был какой-то натянутый, смотрел затравленным взглядом и был полон странного нетерпения, которое, казалось, снедало его. Неужели он так сильно хочет избавиться от нее до того, как напряженность между ними перерастет во что-то еще?
Могла ли она винить его… после прошлой ночи? Каждый раз, вспоминая тот сладкий миг, когда она была в его объятиях, обнаженная, когда его мужская плоть упиралась в нее, она сгорала от жгучего желания. И тогда, сколько бы ни напоминала она себе, что для них такие чувства запретны, ее пронзала острая незваная боль. Это было настоящей пыткой. Если Эйдан испытывал нечто подобное, неудивительно, что он жаждал скорее расстаться с ней.
Наконец, когда солнце уже давно село, Эйдан остановил Люцифера. Брианна натянула поводья своего коня. После целого дня такой скачки ломило спину, болели ноги.
Брианна огляделась кругом. В небе стояла полная луна, заливая все своим серебристым сиянием. Они остановились у широкой реки. По обоим берегам ее возвышались громадные дубы. Их тени казались сказочными чудовищами. Листья нежно шелестели под ночным ветерком. Вдали мерцали огоньки маленьких деревенек.
Вечер был тихим и спокойным, теплый ветер бархатной лапкой касался щек Брианны, окутывая ее запахами едкого конского пота, сочного чернозема, дыма горящих дров из отдаленной деревни… В эти минуты жизнь и ее тайны становились такими близкими и в то же время очень далекими. Казалось, протяни руку — и природа откроет тебе все свои сокровища.
Она блаженно вздохнула:
— Как прекрасно вокруг, Эйдан!
Он рассеянно оглянулся, нахмурился, и в переменчивом свете луны эта угрюмость выглядела угрожающе свирепой.
— О чем ты, Брианна?
— Эта ночь. Земля, ветер, запахи. Как это все прекрасно. Неужели ты не видишь, не чувствуешь?
Он раздраженно передернул плечами. Святые угодники! Он изнемогает от усталости после долгой скачки, он доведен чуть не до безумия ее обольстительной близостью, его неотвязно грызет стремление ехать и ехать, пока не достигнет Поганых гор, а она… она рассуждает о ночи, словно все это для нее романтическая прогулка под луной!
С трудом проглотив резкий ответ, он прохрипел сквозь стиснутые зубы:
— Нет. У меня нет времени на подобную чепуху. Нам давно пора стать на ночлег и отдохнуть.
С этими словами Эйдан поскакал вниз к реке. Брианна помедлила мгновение, а затем, вздохнув, последовала за ним. После холодного скудного ужина Эйдан распределил время караула, поставив сторожить первым Люцифера, вторым себя, а третьей Брианну.
Однако и в эту ночь сон его был не лучше, чем в предыдущую. Он ворочался с боку на бок, и раздражение его оттого, что он никак не может заснуть, нарастало с каждой минутой. «Будь оно все проклято», — подумал он. Опасности окружают их, через два часа ему надо будет вставать и караулить, а он, несмотря на страшную усталость, не может заснуть.
Наконец в полном изнеможении Эйдан поднялся, чтобы раньше назначенного часа сменить Люцифера в дозоре.
«Что тебя томит? — спросил тот. — Неужто это все маленькая женщина? Ты же раньше хорошо умел держать себя в узде».
Эйдан покачал головой.
«Это, конечно, тоже, но еще и другое. Не знаю почему, но мне ужасно хочется быстрее покончить с этим делом. Меня гнетет эта поездка. Скорей бы уж встретиться с Морлохом лицом к лицу. И еще этот монах. Хитрый старикашка впутал нас всех в историю. А сам сидит сейчас где-нибудь и довольно потирает руки. До возвращения в Анакреон моя жизнь, пусть одинокая и опасная, была гораздо проще!»
«А еще она была пустой, как в заброшенной конюшне. И никакой надежды, что кто-нибудь вновь тебя оседлает и поскачет вперед».
Новая волна раздражения и досады захлестнула Эйдана.
«Значит, по-твоему, лучше заменить пустоту безумием? Я так не считаю».
«Нет, — отозвался конь. — Скорее надеждой на лучшую жизнь. Ведь твоя лошадка, она же без ума от тебя. Вот только не знаю, за что она тебя так любит».
Досада переросла в гнев.
«Хватит, Люцифер. Она меня не любит. Она не осмеливается дать себе на это волю. Мы с ней двоюродные!..»
«Двоюродные? — Люцифер недоверчиво фыркнул. — И ты веришь в эту сказку про белого бычка?»
«Не важно, во что верю я, если она в этом уверена».
«Тогда все просто. Перескочи барьер — убеди ее в противном».
«И назвать ее драгоценного Оленуса лжецом? Не говоря уже о ее матери. Право, Люцифер, ты иногда бываешь наивен, как Брианна».