— Я… я все сделаю для Эйдана. Все.
— Тогда отдай ему свое сердце, дитя, остальное последует само собой. — Он снова положил ее руку на живот Эйдана. — Сделай это, дитя. Сейчас.
Она никак не могла решиться. Стояла и смотрела на Эйдана. Он лежал на постели обнаженный, за исключением простыни, прикрывавший бедра. Мощное тело, поверженное во цвете лет жестокой судьбой. Он лежал смертельно больной, этот когда-то гордый, непобедимый воин. Теперь он вел борьбу с болезнью. И проигрывал.
Воспоминания закружились в ее голове: его руки, крепко прижимающие ее к литому мускулистому телу; его губы, жаркие, неистовые, сладостные, пьющие ее рот; его страсть, его нежность, его отвага; тот день, когда он стоял во дворе замка на помосте, защищенный только своей гордостью от толпы насмехающихся женщин, которые требовали ему смерти.
Тогда нашлась лишь одна, кто помог ему, спас его. И теперь была только одна. Она… и больше никого.
Что-то проснулось в душе Брианны, какая-то сила, доселе неведомая ей, скрытая глубоко-глубоко за повседневными заботами, за обыденностью жизни. Той единственной жизни, которую она знала. Что-то странное вспыхнуло и стало разгораться в ней, раскаляемое добела пламенем любви. Особая необыкновенная сила расцвела в ней, заструилась по телу, достигла кончиков пальцев и потекла от нее к Эйдану.
Этот ток лился и лился, питая его, поддерживая… исцеляя. Она почувствовала, как лихорадка стала спадать, как обожженная растерзанная плоть стала соединяться, срастаться. Она ощутила, как появляется новая кожа, уходит краснота, рассасываются шрамы. Увидела, как лихорадочный румянец сходит с лица и цвет его становится нормальным.
Он содрогался под ее руками. Незакрытое повязкой веко приподнялось, и на нее уставился сверкающий янтарный глаз.
— Брианна?
— Да, Эйдан. Это я.
— Это сделала ты? Правда? — Он повернулся на бок. — Ты исцелила меня? Она кивнула:
— Я бы никогда этого не смогла сделать, если бы не Оленус.
Он перевел взгляд на монаха.
— Я рад. Хоть раз в жизни вы научили ее чему-то полезному. Ваша магия наконец послужила добру.
— Тебя исцелила сила ее любви, — отозвался старик, — я здесь ни при чем.
— Любви? — Эйдан впился взглядом в глаза Брианны. — О чем это он говорит, девочка? Она залилась алым румянцем.
— Ты не должен был знать этого, Эйдан. Я собиралась держать в тайне свои чувства к тебе. Так было бы лучше: из-за близости нашего родства.
— Этого родства не было и нет, — просто сказал Оленус. — Вы с Эйданом никогда не были двоюродными родственниками. Ошеломленные его поразительным заявлением, они оба уставились на него.
— Я… я не понимаю. А как же Каина? Она что, обманула меня? — голосом, полным тревожного предчувствия, спросила Брианна. — Зачем ей понадобилось выдумывать, что я дочь лорда Лаэны?
— Нет, Каина сказала тебе правду.
— Тогда почему ты утверждаешь, что мы с Эйданом не родственники? — Растерянность, нарастающий гнев подняли в душе ее настоящую бурю. — Если его отец — принц-консорт, а мой — лорд Лаэны…
— Принц-консорт не был отцом Эйдана. — Оленус смело смотрел в глаза молодому принцу. — Мне трудно говорить с тобой об этом сейчас, когда ты только что оправился от своей болезни.
— Неужели? — саркастически протянул Эйдан. — А почему теперь? Почему не во время нашей прошлой встречи?
— Когда мы встречались прошлый раз, связь между вами была недостаточно сильна, чтобы это выдержать, — вздохнул Оленус. — Надеюсь, что сейчас она уже более крепкая. В любом случае осталось слишком мало времени. И лучше тебе услышать все от меня, чем узнать правду от него.
— Тогда продолжай, не тяни, — подтолкнул его Эйдан. Голос его сочился медом, незавязанный глаз сверкал угрожающим блеском. — Ты собирался рассказать мне, кто мой настоящий отец.
— А ты никогда не подозревал?
От гнева лицо Эйдана словно окаменело. Он сурово произнес:
— Что именно? Что я на самом деле дьявольское отродье? Это ты хочешь мне сказать? Если так, то ничего нового здесь нет.
Монах покачал головой:
— Нет, ты порождение человеческого семени, как и все мы.
— Ну же, старик, — прорычал Эйдан. — Говори, кто мой отец?
Оленус помедлил еще мгновение, затем выговорил роковые слова:
— Чародей Морлох. Он — твой отец.
Глава 15
В комнате воцарилось потрясенное молчание. Взгляд Эйдана встретился со взглядом Брианны, и ужас, который он там увидел, наполнил его яростью. Святые угодники! В довершение всего ей приходится выносить еще и это! Убить бы этого монаха! Сорвать повязку…
Он заставил себя рассмеяться.
— Морлох? Мой отец? Ты, наверное, шутишь! Этот человек никогда не любил ни одну женщину… — Голос его прервался. Руки сжались в кулаки.
В глазах монаха вспыхнуло глубокое сострадание.
— Да, ни одну, кроме королевы, твоей матери.
— Ну и пусть! Но нет оснований считать, что он когда-либо спал с ней, — возразила Брианна, в которой вдруг затеплилась надежда. — У тебя нет доказательств. Это жестоко так смеяться над Эйданом!
— Может, и жестоко, — признал Оленус, — но, тем не менее, это правда. Подумай, Эйдан. Откуда, по-твоему, возникли в тебе особые силы? Почему лежит проклятие на Анакреоне? Почему сохнет королева? Почему в конце концов Марус бессилен спасти ее или себя? А Драган? Почему он стал таким порочным и надменным?
— Что ж ты мне не объяснишь? — прорычал Эйдан. — У тебя вроде на все есть ответы, которые ты, впрочем, стараешься держать при себе!
— Так было необходимо все эти годы, — сказал Оленус. Он подошел поближе к постели. — Слишком велика была опасность, исходящая от Морлоха, а я единственный знал, что он натворил… и как его остановить. Вы с Брианной были детьми. Я должен был ждать, пока вы вырастете. Поэтому я и счел необходимым позволить тебе все это время скитаться и не призывал тебя до твоего тридцатилетия. Нужно было дождаться совершеннолетия Брианны. Ты не мог жениться на ней до того, как ей исполнится восемнадцать, и она до этого не могла выбирать тебя.