Мать у Симки вспыльчивая, чистый порох! Симка зарозовела и потупилась.
— Галочка приехала, вчера еще.
Меня словно мешком тяжелым по голове трахнули.
— И ты знаешь, — тут она пригнула ко мне голову и закончила зловещим шепотом: — Брюхата она, по-моему, Галочка-то.
— Ты ее сама видела?
— А то! Видела!
Бабулька полола в огороде грядки, я полезла ей помогать, но бабка замахала руками:
— Поди, я уж кончила все, скоро обедать будем. Дай вон Принцессе моей водицы, жарко, пить хочет.
Принцессой бабка зовет козу. Я напоила животину, подоила и отвела в тенек. В избе было прохладно, пахло травами и немного мышами, видно, кошка не очень справлялась. Бабка руки мыла, когда я спросила у нее, знает ли она, что Галочка приехала. По тому, как напряглась сутулая бабкина спина, поняла, что знает. Ближе к вечеру опять прибежала Симка.
— Тоньк, пойдешь на танцы? У меня платье новое, кра-а-сивое! Пойдем, а?
Я рассердилась: и чего пристает, ведь знает же, что не пойду. Раньше ходила, а как мне отчим ногу сломал, то и не хожу.
— На танцы не пойду, и не проси даже!
Симка вздохнула:
— Ну хоть в кино-то пойдешь со мной?
— А что за картина?
— Не помню, название какое-то длинное, старое, что ль, но про любовь. Пойдешь?
— Пойду. Ты чего, ты ж в платье хотела вроде?
— Ну хотела, да перехотела.
Народу на фильм пришло не так много, и все больше мальчишки. Я нахмурилась:
— Ты ж говорила, что про любовь?
Симка закраснелась слегка:
— Не знаю. И что ты ко мне сегодня цепляешься?
Где-то на десятой минуте фильма как начали палить, чувствую, надо уходить. Тут Симка меня толкает и шепчет:
— Я говорила, любовь будет.
Я мигом раскрыла глаза. На экране пышногрудая блондинка с каким-то небритым мужиком такую любовь изображали, что меня замутило. Глянула на Симку, а та сидит открыв рот, таращится на экран, видно, что нравится ей все это. Я стала пробираться к выходу, подружка не заметила даже, так увлеклась. Совсем не стало в последнее время фильмов хороших, одни страсти-мордасти показывают. Иду я, бормочу себе под нос, вдруг слышу, что вроде гукает кто-то. Чудится, что ли? Клуб-то наш на отшибе стоит, а вдоль тропинки посадки густые. Симка вечером одна здесь ходить боится, да и другие девчата тоже. Ну, кто бы ты ни был, но не на такую напал, подобрала с тропинки ветку хорошую, иду себе. Дошла до места опасного, с одной стороны кустов нет, а есть ямища здоровая. Песок здесь раньше был хороший, вот и брали его, яма почти у самой тропинки и всегда теперь водой залита. Когда земля сырая, ноги так и норовят съехать в эту лужу. Я с умыслом остановилась здесь, пусть, думаю, покажется. А он еще погукал, да и вышел. Темно было, но я сразу узнала Семку Банникова, паршивого мужичишку. С какой стороны ни посмотри, а все неказистый, малый да щуплый, голова здоровая и руки длинные, аж ниже колен. То-то его ребятишки Марсианином зовут. Характер у него паскудный, как выпьет, так начинает колобродить, по деревне шатается, под окнами кричит, в собак камнями кидается, его уж учили мужики уму-разуму, да сколько такого ни бей, умнее не станет.
— Тебе чего надо, Семка? — спрашиваю.
— Тебя мне надо, больно долго в девках ходишь, помочь хочу.
— Помочь? Это ты хорошо придумал, ну так иди сюда, чего встал?
Он сильно удивился, чего это я не визжу и не убегаю, а палку в руке у меня не видит. А все же трусит. Потом решился, сделал шажок и сразу руки протянул, лапать вздумал. Ну я ему и лапнула! Так палкой шарахнула, что он в лужу улетел. И тут что-то сделалось, лужа вздыбилась вся и завизжала. Луна выкатилась из-за облака, стало понятно: по тропинке впереди меня, верхом на громадной свинье, скачет Семка, держится за грязные бока своего скакуна и подвывает со страху, а свинья летит не знаю куда. Когда я пришла в деревню, там уже никто не спал, люди повыскакивали из домов, собаки заходились от лая. Я увидела механика нашего. В трусах, майке, но отчего-то в валенках, он держал в руках здоровый топор и нервно озирался по сторонам.
— Тонь, ты никого здесь не видела? — спросил меня неуверенно, когда я поздоровалась с ним. Видимо, сам не знал, на кого охотится с топором.
— Видела, — ответила я спокойно. — Семка Банников свинью оседлал и катается на ней.
— Тьфу ты, паралик его расшиби! Я уж думал, и правда чего случилось. Чтоб этот гад себе шею сломал! — С этим миролюбивым пожеланием механик ушел к себе.
Но народ еще долго не мог успокоиться.
Я вернулась домой, книжки расставила, осталось лишь подмести (сегодня ребятишки заходили, а после них всегда много сора), как дверь со скрипом отворилась и в нее просунулась голова Симки.