— В себя.
Предполагалось, что она пошутила, но Фестрин склонила голову набок, и ее огромный единственный глаз посмотрел на Катлу совершенно серьезно. Потом губы сейды дрогнули.
— Чувствую, эта вера в жизни приносила тебе немало неприятностей. Я также ощущаю, что ты сама многого еще о себе не знаешь. Что у тебя получается лучше всего?
Загипнотизированная голубым глазом колдуньи, Катла выпалила:
— О, лазанье по скалам, а еще изготовление мечей и кинжалов…
И замолкла, осознав, что наговорила.
А Фестрин снова улыбнулась:
— Так какая же вера у тебя осталась, с одной-то рукой, когда ты не можешь делать ни одно, ни другое?
Катла почувствовала, как непривычно наливаются слезами глаза.
— Я… я не знаю.
Сейда наклонилась поближе:
— А что, если Эльда, Катла? Как твоя связь с миром — ты ощущаешь ее? Думаю, да, но пока что этого не понимаешь.
Катла уставилась на одноглазую женщину.
Девушка вспомнила, как ее ладони очень приятно зудели, когда она работала с металлом, как толчок энергии иногда распространялся по ее рукам, пока она лазала по горам, как с ней говорил Замок Сура на языке, который понимали только ее кровь и тело, как деревянная палуба корабля пульсировала жизнью под ее руками, когда они приближались к острову. Как легчайшее прикосновение к теплому граниту над залой этим самым утром превратило ее кости в желе, и на мгновение она ощутила в голове слова, будто сама Эльда пыталась что-то сказать ей…
— Что-то произошло с тобой недавно, Катла Арансон, что-то, явно связанное с твоим увечьем, и оно обратило тебя к магии земли. Я чувствую ее и в тебе, и вокруг — в последнее время повсюду, — но в тебе, Катла, она очень сильна. Что случилось с тобой? Твоя бабушка только сказала, что ты обожглась. Это случилось в кузнице?
— Истрийцы пытались сжечь меня на Большой Ярмарке.
Глаз Фестрин засверкал.
— Они суеверные опасные дураки. Погубили тысячи несчастных душ, несших в себе магию, и даже не осознавших этого, и никогда не причинявших зла, предлагавших всего пару безвредных зелий.
— Не за колдовство, — поправила Катла и рассказала свою историю.
Когда она подошла к тому моменту, как ее пытались сжечь на костре, брови девушки сошлись в одну линию.
— Я помню своего брата Халли и кузена Тора в толпе, помню, как меня привязывали к столбу и поджигали дрова, помню, как истриец, которого я считала своим другом, приближался ко мне с обнаженным мечом… и больше ничего, пока не проснулась на корабле, плывущем домой.
— А это, — Фестрин дотронулась до забинтованной руки, — случилось на костре?
Катла кивнула.
— Хочешь вернуть себе руку, Катла? Такую, как раньше, сильную и красивую, с пятью пальцами, такими же нормальными, как до костра?
Ну, над этим уж раздумывать не надо.
— Конечно!
— Тогда тебе придется найти силы поверить в себя, а я помогу тебе излечиться…
Катла почувствовала явное разочарование. Вообще-то она ожидала или отъявленного мошенничества, или мгновенного магического исцеления. Помощь в самостоятельном выздоровлении предполагала длительный, изматывающий процесс, и никакого чуда не предвиделось.
Она повесила голову.
— Ох, — вздохнула Катла.
Фестрин рассмеялась. Резкий звук ее смеха заставил нескольких человек за столом обратить на них внимание.
— Покажи мне свои мечи и кинжалы, — попросила сейда.
На улице уже было совершенно темно, по небу рассыпались звезды. Катла, держа факел, прихваченный из кучки у очага, повела сейду в кузницу.
Они прошли мимо уборной, где кому-то было очень плохо, и конюшни, где тихо ржали пони. Добравшись до амбара, Катла обнаружила, что внутри кто-то есть: лучина отбрасывала через дверной проем длинные тени. В замешательстве девушка махнула Фестрин, призывая ее двигаться осторожнее, и вдвоем они подкрались поближе.
Прежде чем женщины достигли двери, Катла узнала голос отца, ясно раздававшийся в ночном воздухе.
— Нам нужен Дансон. «Птичий Дар» не годится — он не устоит перед плавучими льдинами на дальнем севере.
— Мы можем сами его оснастить.
Голос Халли, глубокий баритон, сейчас удивительно напоминал голос Арана.
— Вопрос не только в установке ледореза. «Птичий Дар» — скоростной корабль. При увеличении массы он потонет в высоких волнах, — нетерпеливо ответил Аран.
Теперь в разговор вмешался Фент, голос его был тоньше и резче, чем у Халли, как и телосложение.