— Они не такие, как мы! — кричал Тайхо, кулаки ударяли по воздуху, будто по твердой массе. — Они уроды! Они обращаются со своими женщинами, как с дешевыми шлюхами, открывая их самые сокровенные части тела на обозрение любого мужчины, у которого хватит стыда посмотреть на их не прикрытые ничем лица! Любой мужчина, посетивший Большую Ярмарку, может подтвердить это — каждая деталь их лиц видна как на ладони, а иногда даже голые руки и груди…
Толпа ахнула, как один человек.
— Вы можете погладить женщину по щеке или коснуться ее волос, можете даже посмотреть ей прямо в глаза! Этих женщин воспитали бесстыдными и невежественными, они не подозревают об истинном пути Богини!
— Позор! — закричал кто-то, и толпа дружно подхватила:
— Позор!!!
— …и вместо того чтобы заботиться о них в безопасности благоустроенных домов, охранять от соблазнов и неприятностей, как мы делаем это с подданными Фаллы, эйранцы совершенно не беспокоятся за своих подопечных — позволяют гулять где вздумается, работать в поле, на кораблях, или даже — и я нахожу это вопиющим доказательством их варварства — становиться воительницами, разрешают сражаться рядом с мужчинами в войнах по всему миру!
Перед мысленным взором Руи встал образ Мэм — этой самой изысканной эйранской леди — в коже и доспехах, со шрамами, плюющей в кулак и хватающей его руку.
Он пропустил следующую фразу оратора — к несчастью, потому что она вызвала крик безумного гнева.
— …да, Лебедь Йетры! — взревел Тайхо, и лорд Форента тут же догадался, о чем идет речь. — Когда она предложила себя в качестве безусловной жертвы нашего народа, символа руки дружбы, протянутой через Северный океан, ее отвергли! Лебедь Йетры осталась в слезах на попечении своей семьи, в то время как этот негодяй, король варваров, выбрал себе в жены Потерянную! Неужели мы будем стоять и спокойно смотреть, как перед нашими глазами творят святотатство и богохульство?! Пожмем плечами и уйдем, пока цветок женственности Истрии отбрасывают прочь, предпочитая иноземную шлюху? Может быть, мы просто помолимся, чтобы Фалла со временем привела варваров в чувство, направила их на путь истинный? Мне кажется, лучше нам выступить ее посланниками, носителями ее пламени! Я говорю и буду говорить, что нам необходимо пойти священной войной на поклонников фальшивых богов — этих чудовищ, которые обращаются с цивилизованными людьми с таким презрением, что позволяют себе похитить благородную женщину во время мирного собрания и утащить ее с собой для удовлетворения своих похотливых желаний…
Ропот ужаса поднялся среди собравшихся.
— Моя дочь! — завизжал Тайхо, топая ногами и заламывая руки одновременно. — Моя прекрасная, набожная дочь Селен, украденная северными разбойниками и насильниками прямо из моей палатки на Большой Ярмарке и не найденная до сих пор! Сейчас она, наверное, стоит нагая меж заливающихся лаем варварских собак, ее тело обнажено для их жадных глаз, язык вырван, чтобы бедняжка больше не смогла произносить имя Фаллы, ее тело окровавлено, покрыто ранами от укусов диких зверей и этих сладострастных, похотливых животных, которые хуже всего и всех на белом свете, — эйранских языческих чудовищ!
Руи почувствовал, что раскачивается как завороженный, ощутил, как рот открывается в унисон с полным ужаса криком толпы, и начал гадать оставшейся в его распоряжении крошечной частью рассудка, не задетой странной тирадой Тайхо, что, ради Эльды, тут вообще происходит.
— Возможно, ее кинули на землю и лапают эти звери с перьями и ракушками в заплетенных бородах. Возможно, ее оседлали сразу десятеро, она, наверное, вообще забеременела! Ее силой заставили вынашивать ребенка-чудовище! Представьте: благородная истрийская женщина и такое обращение. И так они относятся ко всем своим женщинам, так же относились бы и к Лебеди! Неужели мы позволим злу остаться безнаказанным? Неужели не принесем им пламя Фаллы и не очистим их от грехов? Неужели мы не спасем их женщин и не подведем их мужчин под меч? Неужели мы не сотрем с лица Эльды им подобных?
— Да! — завизжала толпа.
— Пламя Фаллы!
— Подведем под меч!
— Спасем женщин!
— Очистим мир!
Руи ощутил, как слова гулко бухают в его голове, и принялся трясти ею быстро-быстро из стороны в сторону, будто пытаясь вытряхнуть попавшую туда осу. Он сделал шаг назад, потом еще и еще, и с каждым новым шагом гудение ослабевало, пока лорд не выбрался из толпы, попав в прохладную тень деревьев. Здесь магия слов лорда-маньяка, похоже, потеряла свою силу.