Фельгенхауэр.
Коричнево-серая маска Зоркого имела угловатые черты, ни мужские, ни женские. Рот застыл в недовольной гримасе; взгляд был полон вопросов.
– Что за шум?
– Мальчишка ударил меня молотом, – доложил Ширинов.
– Я не с вами беседую, – ответила Фельгенхауэр мягко, несмотря на явный гнев.
Стало очевидно, что за угловатой маской скрывалась женщина, на дюйм-другой выше Стейнера. Она обладала длинными конечностями и стройным телосложением.
– Мальчик, я к тебе обращаюсь.
– Зоркий замучил ребёнка до смерти. – Стейнер указал на Максима, всё ещё распростёртого на булыжниках. – Я лишь пытался его остановить.
Женщина подошла к неподвижному мальчику, сняла толстую кожаную перчатку и нащупала пульс. Её плечи опустились, и Стейнер услышал за маской вздох.
– Он мёртв? – спросил юноша, но Фельгенхауэр промолчала.
Она медленно поднялась, собралась с мыслями и повысила голос:
– Я – Матриарх-Комиссар Фельгенхауэр. На острове вы будете выполнять мои приказы и вести себя под стать имперскому Зоркому. – Женщина сделала несколько шагов к Ширинову и взглянула на детей за его плечом. – От самых неопытных послушников до Ординарцев и священных Экзархов. – Она наклонилась ближе к Ширинову. – Вы – слуги Империи и обязаны соответствовать статусу. Я ясно выразилась?
Все присутствующие на площади кивнули, кроме Ширинова.
– Вам ясно? – тихо, но не менее угрожающе повторила Фельгенхауэр.
Иерарх в серебряной маске склонил голову.
– Само собой, Матриарх-Комиссар.
Фельгенхауэр вновь обратила внимание на Максима.
– В чём провинилось дитя? Чем подвергло опасности наше продолжительное существование?
Теперь, когда властная фигура женщины возвышалась над Максимом, он выглядел как никогда маленьким. Стейнер хотел броситься к мальчишке и сам убедиться, дышит ли он.
– Нелестно высказался, – фыркнул Ширинов. – Обвинил меня в ошибке.
– Ошибке? – удивилась Фельгенхауэр. – В чём, по его мнению, заключалась ошибка?
– Уверял, что у хозяина молота отсутствует колдовская метка.
– Это правда? – вознегодовала Матриарх-Комиссар.
– Помилуйте! Нет! – Ширинов поднял подбородок и сжал руки в кулаки. – У меня за плечами сотни Испытаний! Я сроду не ошибался!
Фельгенхауэр повернулась к Зоркому спиной, устремив сверкающий взор за угловатой маской на Стейнера.
– У тебя есть имя, дитя?
– Стейнер.
Женщина сделала паузу, будто его имя сбило её с мысли.
– Откуда ты родом, Стейнер?
– Из Циндерфела.
Матриарх-Комиссар замолчала, чтобы обдумать следующий вопрос, но затем передумала и просто откашлялась. Взгляд её так потяжелел, что Стейнер невольно отвёл глаза. Фельгенхауэр обошла его кругом, как сделал и Ширинов на школьном дворе.
– Сольминдренская империя проповедует, что колдовская метка – это скверна, которую нужно бояться и презирать. – Её громкий голос донёсся до всех уголков площади.
Послушники и ученики внимали ей с благоговейным страхом.
– Так проще родителям отдать детей своих. Они сами желают от них избавиться – от вас. А что может Империя без колдовства?
Женщина кружила позади Стейнера, но он чувствовал на себе тяжесть её взгляда и физически ощутимый вес силы.
– Колдовская метка – это сила. Но, как вы знаете, за любую силу приходится платить. В ближайшие дни, месяцы и годы вы сами всё поймёте. Те, кто обладают величайшим даром, не видать вам отдыха. – Фельгенхауэр шла, не останавливаясь, пока снова не столкнулась со Стейнером и не уткнулась маской в его лицо. – Я вижу метку.
– Я же говорил! – обрадовался Ширинов, вытирая кровь с маски тыльной стороной руки.
– Так и есть, – добавил Хигир.
Стейнер сглотнул, чтобы смочить пересохшее горло, и недоумённо покачал головой.
Фельгенхауэр повернулась к двум Зорким, и молодой кузнец увидел их в полной красе: двое самодовольных стариков в потрёпанных одеждах.
– Опусти молот и снимай ботинки, – велела Матриарх-Комиссар, не поворачиваясь.
– Ч-что? – переспросил Стейнер.
– Я сказала: опусти молот и снимай ботинки! – взревела она.
– Я не глухой, – буркнул юноша.
– Да и не глупый, – ответила Фельгенхауэр. – Поэтому не смей мне больше перечить!
Стейнер выпустил из рук подарки, которые несколько часов назад вручила Ромола. Молот оставил на тротуарной плите лёгкую царапину. Один за другим Стейнер снял ботинки, и холод тут же скользнул сквозь потёртости шерстяных носков. Фельгенхауэр приблизилась, и кузнец перевёл взгляд на дракона, окутанного ужасным пламенем, лишь бы не заглядывать в пронзительные глаза Матриарха. Взяв башмак, женщина рассматривала его, как драгоценность или священную реликвию.