– У тебя ещё будет время. Всё обойдётся сегодня. Главное, не отводи глаз и не показывай страха.
– Легко сказать, – проворчала Хьелльрунн.
– И не гляди в пол, иначе покажется, будто ты что-то скрываешь. И, как бы ни было страшно, не вздумай петь. А ещё – ни слова о древних богах.
– Богинь. Я же не дура. Ты серьёзно думаешь, что я заговорю о Фрейне и Фрёйе в такой день?
Стейнер промолчал, и лицо Хьелльрунн помрачнело.
– Конечно нет, – ответил он спустя пару десятков шагов. – Просто волнуюсь. Уже давно в Циндерфеле не встречалось колдовских меток, пусть так сегодня и останется.
– Останется, – пообещала Хьелль и коснулась броши, которую дал отец.
Стейнер же задумался, нет ли здесь другой правды. В дурном настроении и после доброй пары кружок рыбаки болтают всякое. Так ли чисты намерения Зорких, когда они выбирают детей? Сестра семенила рядом – всклокоченный воробушек с настороженным взглядом. Ей недоставало женственности, и парень надеялся, что это послужит ей защитой.
Хьелльрунн оглянулась на кроваво-алый корабль. Небо потемнело, а прохладный ветерок разносил запах свежего снега.
– А давай не пойдём? Зоркие и не заметят, что кто-то отсутствует. Вернёмся домой?
Эта игра была им не в новинку: они и раньше в шутку размышляли – а что, если не ходить? Заканчивалось это всегда одинаково – под стать тоскливой циндерфелской погоде.
– Они здесь, чтобы замечать, – возразил Стейнер. – Не зря их называют «Зоркими». К тому же у них есть список учеников. Если не придёшь сама, за тобой явятся домой.
– А я спрячусь до вечера в лесу, – мигом отозвалась Хьелль с дерзким самодовольством.
– Тогда они прочешут город и уж точно не станут нежничать. Их не обрадует, если кто-то посмеет ослушаться.
– Не пойду! – Хьелльрунн застыла и рассерженно скрестила руки на груди.
Сейчас в ней исчезло всякое сходство со спригганами или русалками, осталась лишь светловолосая девчонка с испуганными глазищами. Стейнер скользнул взглядом по склону к дороге на побережье. Трое солдат с пирса направлялись к школе и неотвратимо приближались.
– Идём, Хьелль, – прошептал юноша, но сестра лишь упрямо покачала головой. – Ну же. Мне тоже не нравилось ходить туда, но…
– А вдруг мама не сбегала? – прошипела Хьелльрунн. – Что, если её забрали, увезли такие же солдаты?
– Не выдумывай, Хьелль. Идём же, прошу.
Воины наступали. Они уже оказались на расстоянии брошенного камня от того места, где спорили брат с сестрой.
– И ты отдашь меня в руки имперцам, которые забрали нашу маму?
– Откуда ты знаешь? Отец ничего подобного не говорил…
– Он вообще о ней не говорил! – Хьелльрунн круто развернулась и врезалась прямо в грудь солдата, вскрикнув от неожиданности.
Все трое возвышались над ней на добрых полторы головы. В зазорах чёрных, покрытых эмалью доспехов, сверкала кольчуга. На одинаковых шлемах выделялась красная звезда – знак Сольминдренской империи – а забрала с узкими прорезями для глаз обезличивали. Такая же отметина виднелась на рукавицах и тяжёлых булавах, висящих в петле кожаного пояса. Плащи, сапоги и перчатки казались чернее дёгтя. Молодой кузнец затаил дыхание: он никогда не видел имперцев так близко.
– Поторопитесь, – велел ближайший солдат с сильным северным говором. – Вы же не хотите опоздать, а?
Стейнер заметил, как Хьелль стушевалась перед тремя гигантами. Она понурилась и ссутулилась.
– Н-нет, что вы, – выдавила она.
Когда-то единственная школа Циндерфела помещалась всего в одной комнате крошечного деревянного домика с каменным дымоходом и соломенной крышей, поросшей зелёным мхом. Поговаривали, что печная труба старше, чем восстание против драконов. Со временем появились новые строения, правда, позже одно сгорело – эта памятная история обросла разными небылицами, но, как бы то ни было, драконы тут ни при чём. Школьные здания обступали две просторные площади и потихоньку обрастали камнем. Сначала добавили несколько этажей, потом звонницу и, наконец, внутренний дворик. Площади соединялись крытыми переходами с колоннами, чтобы ученики не мокли в сезон слякотных дождей и не мёрзли под грязным снегом с наступлением стужи. Лужайки выглядели опрятно, а во дворе росла одинокая ель, вонзаясь в пасмурное небо.
Детей согнали на площадь, и они стояли, испуганно переглядываясь, будто искали защиту в глазах друг друга. Беспорядочные ряды тревожно месили комковатую слякоть. Стейнеру не хотелось заходить в школу, и он остался под аркой. Снегопад прекратился, но холод до сих пор пробирал до костей.
– Мне страшно, Стейнер, – хрипло прошептала Хьелльрунн.