— Знаете, Маша, жаль, что я не очень хорошо владею русским языком. Он очень музыкальный и лиричный. Я начал учить русский язык и мне больше всего нравились детские сказки Пушкина. Помните — У лукоморья дуб зеленый, на дубе том златая цепь… не поэзия, а музыка слов. Вам так не кажется?
— Пушкин, Лермонтов, Есенин. Стихи для любого возраста и состояния души.
— Полностью с вами согласен.
Он отдернул занавеску, посмотрел в окно и неожиданно переменил тему разговора.
— Значит, вы не пошли по стопам отца, а кончили…
— Университет, историко-архивный факультет.
— Стали архивистом. Пушкинский музей, как шаг на пути к открытию древних цивилизаций, я правильно понял?
— Нет, что вы. Я всего лишь раз ездила на раскопки, да и то на практике. Я, если так выразиться «книжный червь». Архивы, рукописи, составление, описание, выяснение, кто, когда и зачем писал, и так далее и тому подобное.
— И как, вам нравится?
— Как сказать. Пока да. Я всего год как окончила университет.
— Значит вам…
— Двадцать три. Простите, а вам?
— Тридцать семь.
— Да!
— Вы хотели сказать, какой старый.
— Ничего подобного.
— Я шучу.
— Вот, переняли у меня привычку шутить.
— Стараюсь, а разве это плохо?
— Да, нет.
— Прошу к столу, чай готов, — прокричала Мария Андреевна, не входя в комнату, в которой находились Маша с Василисом.
— Нас зовут пить чай, — произнес Василис и направился в гостиную.
На столе стоял электрический самовар, торт, конфеты и блюдо, на котором лежали фрукты, которые, как сразу поняла Маша, принес Василис. Рядом стояла плошка, в которую Мария Андреевна выдавила взбитые сливки.
— Кажется, и впрямь принесли киви, а я думала, что вы опять пошутили, — смеясь, произнесла Маша, увидав в вазочке, которая стояла на столе среди клубники, банана и ананаса, зеленые кружочки киви.
За столом шла непринужденная беседа. Маша старалась молчать, так как основная беседа шла между матерью и Василисом. Та рассказывала о том, в каких странах они бывали, будучи на дипломатической службе, вспоминала, какие-то забавные случаи и в то же время весьма тактично выясняла, где до этого работал Василис, и как ему видятся те перемены, которые происходят в нашей стране.
Василис оказался воистину дипломатом. Несмотря на многосложность его высказываний, трудно было оценить, его собственное отношение ко всему, что происходило. Выяснилось только, что до России, он работал долгое время на родине в министерстве, затем в посольстве в Болгарии.
Они поседели еще какое-то время, и Василис поблагодарив за гостеприимный прием, откланялся. Уже в коридоре, когда Маша провожала его, он поцеловал ей руку и тихо, видимо опасаясь, что Мария Андреевна услышит его, произнес:
— У вас чудесная мама, теперь я понимаю в кого вы.
— Вы заблуждаетесь. У нас с ней совершенно разные характеры.
— Это вам только так кажется. Со стороны всегда виднее, уверяю вас.
— Не буду спорить.
— Еще раз благодарю за чудесный вечер и… Если позволите, пригласить вас…
— Смотря куда?
— Я придумаю что-нибудь, чтобы вам понравилось, и вы не смогли отказать.
— Вам откажешь, а потом ноту, — смеясь, произнесла Маша.
— Значит, договорились!? — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Василис.
— Там видно будет, но в целом предложение принято.
— Спасибо, — и Маша закрыла за ним входную дверь.
Постояв несколько секунд, она вошла на кухню, где мать мыла грязную посуду и села на табурет у стола.
— Ну, что скажешь, ма?
Мать молча продолжала мыть посуду, о чем-то думая про себя, потом взяла полотенце, вытерла тарелку и положила её в стопку уже протертых.
— Мам, ты чего молчишь?
— А ты сама-то что думаешь?
— Ничего, мне интересно твое мнение.
— Ах, мое мнение. Так вот я тебе так скажу. Он от тебя не отстанет до тех пор, пока ты не скажешь ему да или нет.
— В смысле?
— В том самом. Дорогая моя, это не мальчик, это взрослый мужчина, который нашел, или, по крайней мере, считает, что нашел свое счастье и потому, будет продолжать добиваться твоей руки, и ждать когда ты скажешь либо да, либо нет. Если нет, он отстанет от тебя, и как бы не сложилась его жизнь в дальнейшем, ты останешься в его сердце навсегда.
— Мам, мне кажется, ты преувеличиваешь. Обычный роман, если и не курортный, то, во всяком случае, в чужой стране, где другие женщины, другие нравы, все иначе. Вот и всё.
— Извини, ты мелешь чепуху. Причем тут чужая страна, другие женщины и нравы. Любовь, дорогая моя, это совсем иное. Он просто влюблен, поверь мне.