— Серьёзно?
— Представь себе.
— Подожди, а разве в Греции едят не за столом? Это, по-моему, на востоке сидят на полу и принимают пищу?
— Нет, на курвать ставят низкий столик и сидя вокруг него в семейном кругу едят. В принципе он как дань старины, хотя частенько используют и в наши дни, своего рода дань моде. И потом это весьма удобно. Я, правда, не большой поклонник, но помню в детстве, мы всегда использовали его по прямому назначению.
— Как интересно…
— Поживешь, многое чего узнаешь интересного.
— Надеюсь.
— Пойдем, осторожно, здесь одна ступенька, по-моему, шатается, надо будет починить, — и, поддерживая Машу сзади, они поднялись из подвала.
Первые несколько дней, Маша привыкала к своему новому дому. Ей всё было непривычно. Если с тестем, она достаточно быстро нашла общий язык. И не только в плане общения. Он говорил на нескольких языках и отлично изъяснялся по-английски, да и вообще, оказался интересным собеседником. Во многом он был похож на Машину мать. Без особой надобности не лез с разговорами, не «маячил» и не присматривался за невесткой. Вместе с тем, когда ей приходилось с ним разговаривать, это было безумно интересно. Он работал во многих странах, и многое видел и знал. Поэтому, его рассказы, напоминали ей историю жизни её детства, когда она вместе с родителями жила заграницей. Маша любила с ним разговаривать, особенно, когда сидя после обеда в столовой, он рассказывал ей интересные случаи из своей жизни или жизни своих детей. Таким образом, она многое узнала о Василисе, о его детских и юношеских годах, исподволь, выясняла его привычки, особенности характера.
Труднее было общаться с Апполинарией. Кроме греческого, она не знала никакого другого языка, и потому Маша объяснялась с ней жестами, и это явно выбивало её из колеи и тяготило. Поэтому, она решила, во что бы то ни стало выучиться греческому языку, и попросила мужа устроить её в какую-нибудь группу для начинающих.
Слуга, имя которого, она никак не могла запомнить, тоже говорил только по-гречески. Правда его она видела не так часто. Он занимался в основном делами по дому и в саду, вечно что-то ремонтируя, поливая или копая, так как объединял в своем лице одновременно и садовника и рабочего по дому.
Спустя две недели, когда они лежали в спальне, Василис, повернувшись к жене, произнес:
— Мари, как ты смотришь, если мы обвенчаемся и сыграем свадьбу?
— Обвенчаемся? — Маша отложила в сторону книгу, которую прихватила еще из Москвы.
— Да. Мы же оба с тобой православные, ни каких проблем нет.
— Да нет, просто я не очень, чтобы верующая.
— Так ведь и я тоже. Просто у нас это в порядке вещей. Обычай не обычай, одним словом, большинство так поступают.
— Ну, если так, тогда давай, — и она поцеловала мужа.
— Но ведь для этого надо платье, и потом гости и как быть с мамой, её ведь тоже надо пригласить?
— Нашла, о чем печалится. Было бы только желание. Твой муж как никак дипломат, все устроит, было бы только твое желание.
— Ты уверен?
— Конечно, — он нежно обнял её и поцеловал, — Значит решено?
— Решено.
Свадьбу, которая состоялась через два месяца, Маша запомнила отчетливо. Это был ни с чем не сравнимый праздник. Белоснежное платье, фата, огромное количество народа, волнение, что она не вспомнит слов батюшки, который по-гречески, спросит её, согласна ли она, взять в мужья Василиса, короны, которые держали над их головами и музыка. Все это было как в сказке, точнее, как во сне, который может присниться однажды под утро, и ты блаженно потянувшись и улыбнувшись, думаешь, неужели такое и впрямь возможно.
После венчания, они поехали в ресторан, куда собралось около двухсот с лишним приглашенных гостей, среди которых были: родственники, друзья и просто знакомые. Накануне свадьбы, Маша получила подробный инструктаж, как себя вести на свадьбе. Мама, которая за несколько дней до этого прилетела в Афины, как всегда была полностью подкована в этом вопросе и имела полное представление об особенностях греческой свадьбы. Выслушав мать, она несколько смутилась и на всякий случай поинтересовалась у мужа, права ли мать в некоторых вопросах, или её сведения своего рода устарели? Однако Василис, который в очередной раз высказал своё удивление и уважение к тёще, сказал, что она абсолютно права практически во всём.
— Ты хочешь сказать, что горько нам кричать не будут?
— Нет, мы вообще будем по большей части как статисты. Народ будет веселиться, а мы так, присутствовать и не более.