Теперь бы Петьке подхватить корзинки да поспешить к оврагу! Но его разобрало любопытство. Конечно, сейчас он уже наверняка знал: Трясучка — колдунья. И все же ему ужасно захотелось поглядеть, что она будет в этой чаще делать. Кроме того, хотелось еще разок взглянуть на колодец. Потому что колодец был волшебный — в этом у Петьки никаких сомнений не оставалось.
Наконец Трясучка скрылась за елками, и Петька осторожно вылез из своего укрытия. То и дело озираясь — а вдруг Черный Бык откуда-нибудь выскочит? — он осторожно взобрался на бугорок и заглянул в заполненную водой яму, вернее, в черный провал колодца. Бревна действительно почернели от времени и обросли водяной травой — то есть все было в точности как во сне.
И самое неприятное: как и во сне, Петьке жутко пить захотелось. Конечно, вода в колодце вроде бы осталась чистой, Трясучка ее ничуть не взбаламутила. Но неужели он станет пить водичку после того, как в ней ведьма искупалась?! Нет уж, увольте! К тому же Петька прекрасно помнил, как в его вчерашнем сне появился Черный Бык. А появился он тогда, когда Петька решил пригоршню воды зачерпнуть и протянул руки к колодцу. В какой-то момент Петьке даже почудилось, что кто-то смотрит ему в спину, и он нисколько не сомневался: обернувшись, непременно увидит огненные глаза Черного Быка…
Собравшись с духом, Петька обернулся, но ничего не увидел. Вернее, увидел лишь вросшую в землю избу — ту самую, тринадцатую, из-за которой Бык выпрыгнул во вчерашнем сне.
Тем не менее Петька поспешил отбежать от колодца. И, конечно же, отказался от идеи последовать за Трясучкой в чащу. Нет уж, хорошего понемножку! Неизвестно, что бы произошло, если б Трясучка его заметила. Достаточно и того, что он сидел под елкой в двух шагах от ядовитой гадюки.
Вернувшись к своим корзинам, Петька уже собрался ухватиться за ручки, но вдруг в ужасе отпрянул.
В одной из корзин, в той, куда он положил три белых гриба, свившись в кольцо, лежала огромная гадюка! Та самая, что пряталась под елками рядом с Петькой. Темно-серая, с едва заметными зигзагами на спине и странной белой «ниточкой» вокруг шеи…
Тут уж Зайцев не выдержал… С диким воплем, не разбирая дороги, он помчался неведомо куда, лишь бы побыстрее удрать от страшного места. Сколько он так бежал, не запомнил, но остановился, лишь когда совсем выдохся.
— Ау-у! — послышался совсем рядом знакомый голос.
— Ау! Я здесь, бабушка! — обрадовавшись, заорал Петька.
Он направился в ту сторону, откуда кричали, и через минуту увидел бабушку; она шла с корзинками, полными грибов.
— Ну, хоть один неслух нашелся, — облегченно вздохнула она. — Сказано же было: аукайте, если далеко уйдете! А где корзины посеял?
— Там… В Мертвой деревне… — пробормотал Петька. — В них змеюка забралась… здоровенная!
— Была нужда в это поганое место ходить, — проворчала бабушка Настя. — А Ленка где?
— Не видел, — пожал плечами Петька. — Я думал, она с тобой осталась…
— Вот коза вредная! — нахмурилась бабушка. — Она раньше твоего куда-то усвистала. И откликаться не стала. Выросла, видишь ли, ростом бабку перегнала! А ума-то — чуть! Ну, погоди, вернешься — я тебе мозги прочищу! Ладно… Идем корзины искать.
— Я боюсь… — пролепетал Петька. — Вдруг там змея еще осталась?
На самом деле он уже не змеи больше боялся, а колдуньи Трясучки. Вдруг это она змею подослала?
В сказках ведьмам всегда разные противные твари служат — пауки, жабы, вороны, ну, и змеи, конечно.
— Да уж… — усмехнулась бабушка. — Делать ей больше нечего, как только в твоей корзинке сидеть. Змеи ведь грибов не едят. Может, лягушонок какой-нибудь туда запрыгнул, а змеюка — за ним. Проглотила — и полежала малость, чтоб лучше переварился. А потом вылезла и дальше поползла.
Но на всякий случай бабушка Настя срезала крепкую и длинную палку — целый шест.
Вскоре они опять вышли к ручейку, добрались до знакомого пенька и вдруг услышали приближающиеся шаги. Шаркающие и притопывающие, но все же более бодрые, чем вчера. К тому же Трясучка не просто шла и топала, а еще и в такт своим шагам песенку напевала. Скрипучим, противным, но довольно бодреньким голосом. На душе у этой ведьмы было очень весело. Во всяком случае, ее голос звучал гораздо веселее, чем вчера.