— пела старуха.
Песенка у нее, как видно, только из этого куплета и состояла. Но пропела его Трясучка много-много раз.
Бабушка Настя и Петька, как по команде, спрятались за куст и дождались, когда Трясучка со своей песней пройдет мимо.
— Мать Пресвятая Богородица, спаси и помилуй нас! — произнесла бабушка, перекрестившись, когда Трясучка наконец-то удалилась за деревья. — Уползла, змея подколодная…
— Может, не будем корзины искать, а? — пролепетал Петька.
— Вот еще! — расхрабрилась бабушка. — Ведьме этой грибы дарить? Да ни в жисть! — И пошла в горку, вверх по ручью.
И тут рядом с большой елкой они увидел и две корзины, наполненные грибами.
— Твои, что ли? — спросила бабушка.
— Н-нет… — помотал головой Петька. — Мои гораздо дальше стоят, у колодца.
Бабушка подошла к корзинам и насупилась.
— Твоя правда. Ленкины это корзины! Куда ж она сама подевалась? Лена-а! Ау-у!
Петька тоже покричал на пару с бабушкой, но никто, кроме эха, не отозвался.
— Ладно, — нахмурившись, произнесла бабушка, — покамест не ночь, даже до полдня далеко. Да и девка уже большая, не грудничок, не пятилетка, по лесу хаживала много. К тому же до дороги отсюда недалече — выйдет как-нибудь. Пошли за твоими корзинами.
Петькины лукошки обнаружились нетронутыми, там, где он их оставил — у елочек. Никаких змей ни в корзинах, ни поблизости не ползало.
— Одна беда, — вздохнула бабушка. — Рук — четыре, а лукошек — шесть. Ладно уж, голь на выдумки хитра — дотащим…
Бабушка взяла палку, приготовленную, чтоб со змеей воевать, вырезала на ее концах по две глубокие зарубки, чтоб зацепить дужки лукошек, а середину обмотала своим пуховым платком. Получилось коромысло, на котором можно было сразу четыре корзинки нести. Бабушка присела и уложила коромысло на плечи, так что середина, обмотанная платком, пришлась ей на шею. Затем выпрямилась, придерживая крайние корзины руками.
— Ну, если Ленка раньше нашего домой прибежит… — прокряхтела бабушка. — Не посмотрю, что выросла, — вырежу хворостину и так надеру, что сидеть не сможет!
Когда они проходили мимо того места, где обнаружились Ленкины корзины, Петька случайно бросил взгляд на землю около ручья — там не было травы — и увидел на глине отпечаток каблука с крестиком. Его оставил правый сапог Трясучки, когда она поднималась вверх…
У Петьки в голове что-то законтачило. А что, если именно здесь Лена повстречалась с колдуньей? Не потому ли бабка Трясучка такая веселая, что какую-то пакость сотворила? Как у нее в песенке пелось? «Кто мои грибы берет, тот кого-то не найдет!» Не «что-то не найдет», а «кого-то не найдет». Может, это она Лену имела в виду?
Глава VI
СНОВА СОН
К полудню, когда тучи разошлись и выглянуло солнышко, изрядно уставшие бабушка с внуком добрались до дому.
— А где Ленку оставили? — спросил дядя Федя.
— Не приходила, значит? — пробормотала бабушка, опуская наземь шест с корзинами. — Ох, беда, чую…
— Потерялась, что ли? — нахмурился дядя Федя.
— Бог ее знает, — вздохнула бабушка. — Корзины оставила, а куда сама подевалась — леший знает. Что-то сердце колотит…
— Не волнуйся, мама, — утешил дядя Федя, — в лесу все бывает. Я вон, помнишь, в том году, зимой… Всего на три шага вроде бы от трактора отошел — и три часа найти его не мог!
— Так то зимой, — проворчала бабушка. — В темень да в метель! А тут лето, белый день…
— Ничего с ней не случится, — заявила тетя Наташа. — Девочка взрослая…
— Да уж… — буркнула бабушка. — Волос долог, а ум — короток.
— Ладно! — повысил голос дядя Федя. — Пошли, Игорь, поглядим, куда наша егоза ускакала. Ружье прихвати на всякий случай. Пальнем раз-другой в воздух — может, услышит.
— Сами-то поосторожней… — снова вздохнула бабушка.
Дядя Федя и Игорь взяли с собой не только ружье, но и собаку Стрелку, серую, похожую на волка овчарку, сидевшую на цепи и сторожившую дом. Дядя Федя дал ей понюхать Ленкины домашние тапочки и приказал:
— Ищи, Стрелка! Ищи Лену!
Петька тоже хотел пойти на поиски, но дядя Федя сказал:
— Нет, парень, ты лучше дома посиди. Надежнее будет.
В общем, дядя Федя, Игорь и Стрелка ушли, а Петька остался с бабушкой и тетей Наташей грибы чистить.
Грибов, как известно, набралось шесть корзин — ровно в три раза больше, чем накануне. В общей сложности было двадцать пять белых, сорок с лишним подосиновиков и еще рыжики, волнушки, грузди — несколько сотен, наверное. Все это требовалось не только чистить, но и сортировать. Одно — на сушку, другое — на жарку, третье — на засолку, четвертое — на маринование.