Мелодия заметила озорные искорки в глазах Жана-Филиппа. Вместе с ним они немного посмеялись над произношением Джеффри. "Нет, мой кузен совсем не изменился", — подумала она, и от этой мысли ей стало приятно.
Ожидая своей очереди, Анжела чувствовала, как сильно бьется у нее сердце. Не веря собственным глазам, она вглядывалась в него. Да, это был вылитый, воскресший Филипп! Их сходство было таким поразительным, что ей было больно смотреть на него. Чувства у Анжелы раздвоились.
Когда он был еще на судне, пересекая океан, она получила из Католической школы, куда она его устроила, длинное послание, в котором дирекция хотела выяснить, знает ли она о том, что ее сын прекратил посещать занятия, представив им письмо, в котором содержалось требование немедленно возвратиться домой из-за плохого состояния здоровья его матери, но через несколько дней выяснилось, что он посещает вольнодумный и либеральный Французский коллеж. Кроме того, она получила второе уведомление о необходимости заплатить его карточные долги, которые он, несомненно, до сих пор не погасил, но его беззаботный вид и одновременно его внешность изысканного денди приятно щекотали ее нервы и сильнее разжигали гнев.
Жан-Филипп сразу по ее объятиям почувствовал, что она им недовольна, и вся прелесть возвращения домой могла быстро улетучиться из-за наплывающих на него воспоминаний о его юношеском отчаянии, заставлявшем иногда его думать, что она его ненавидит. Ведь, в конце концов, в Париже он стал настоящим мужчиной. Для чего же она в таком случае его туда послала? Боже, ведь у матери больше никого нет! Кроме Мелодии, само собой разумеется!
Вся компания, перейдя через площадь, вошла в ресторан пообедать. По дороге им навстречу попадались знакомые, которые любезно поздравляли Жана-Филиппа и Джеффри с возвращением домой.
В ресторане они встретились со старым другом Анжелы Анри Дюво. Это был привлекательный мужчина с серебристой густой шевелюрой, который, как рассказала однажды бабушка Роже Мелодии, был ухажером кузины Анжелы и даже просил у нее руки до того, как она вышла замуж за отца Жана-Филиппа.
— Ну вот, вся триада снова в сборе, — поприветствовал он троицу молодых людей. — Какими приятными теперь снова станут наши балы! — Он бросил поддразнивающий взгляд на Мелодию. — Вам теперь придется выдерживать конкуренцию среди других девушек-креолок за внимание вот этих высокоученых молодых джентльменов, — предостерег он ее.
— Мелодия своего никогда не уступит, я в этом лично убедился, — сказал, улыбаясь ей, Джеффри.
— Моя кузина могла бы блистать и в Париже, — сказал Жан-Филипп, посмотрев на месье Дюво.
Мелодия, взяв каждого из них под руку, рассмеялась.
— Вот мои кавалеры! — сказала она.
Анжела пригласила месье Дюво отобедать с ними. Посоветовавшись между собой, они с дядюшкой Роже заказали вина с креветками под острым соусом, а также слегка обжаренных устриц из Баратарии, — они были такими нежными, что просто таяли во рту. Жан-Филипп истосковался по такому изысканному блюду. Постепенно за столом все повеселели.
Возвратившись в "Колдовство", Джеффри хотел было распорядиться, чтобы ему привели лошадь, но Жан-Филипп упросил его остаться, чтобы полюбоваться привезенными им подарками. Вся домашняя прислуга выстроилась в линию на передней галерее, чтобы официально его поприветствовать, и когда они закончили отвешивать ему поклоны, их место заняли чернокожие детишки, — на их тщательно вымытых личиках сияла широкая белозубая улыбка.
После завершения этого ритуала они с Джеффри выпили в гостиной бренди, а Мелодия с Анжелой — кофе. Жан-Филипп подарил Джеффри красивую саблю для дуэлей, — лезвие ее было сделано из самой лучшей толедской стали, и оно было таким эластичным, что его можно было сгибать чуть ли не пополам. Он был в восторге, глядя на своего друга.
Для Мелодии он привез небольшую, украшенную драгоценностями шкатулку, которая наигрывала звонкий минуэт, стоило только откинуть ее крышку. Она не могла скрыть своего восхищения. Он также привез прекрасную коллекцию вееров для нее и для матери, а Мелодия всех позабавила, когда, взяв по вееру в каждую руку, сделала несколько кругов в вальсе, шаловливо имитируя манеру некоторых важных дам Нового Орлеана.
— А это я привез для тебя, маман, — сказал Жан-Филипп, вынимая фарфоровую пастушку. Он протянул ее ей.
Анжела, испытав глубокое волнение при виде этой фигурки, застыла на месте.
— Почему ты выбрал для меня такой подарок?
"Какая изящная пастушка", — подумала Мелодия. В одной руке пастушка держала кривую пастушью палку, увитую голубой ленточкой, а другой поднимала ниспадающие красивыми складками юбки. Где-то на ее затылке примостилась широкополая шляпа. В воцарившейся тишине Мелодия видела, как возбуждение от приготовленного сюрприза исчезало с лица Жана-Филиппа, она видела, насколько он этим удивлен.