"Нет, — подумала Анжела, — не нужно было мне задавать такой вопрос". И Минетт, и она знали, что его настоящая мать может сделать для ребенка. Чувства Анжелы разрывались между неожиданной покорностью Минетт и своим страстным желанием иметь ребенка от Филиппа.
Склонившись над мальчиком, Минетт обняла его.
— Ну вот, я привела тебя к твоей маман, Жан-Филипп. Я тебе о ней рассказывала, ты помнишь?
Он молча кивнул.
С самым серьезным видом мальчик сделал несколько шагов и поднял вверх ручки. Анжела колебалась всего несколько секунд. Наклонившись, она обвила руки вокруг Его сына, ребенка, в котором ей было отказано. Она прижалась к его тонкой шее, а он засмеялся, как обычно смеются дети от щекотки. Теперь она уже знала, была уверена, что никогда его никому не отдаст. Судьба отняла у нее Филиппа, а теперь предлагала ей что-то взамен, чтобы утешить ее.
Посмотрев на Минетт, Анжела увидела, как у той от набежавших слез увлажнились глаза. Впервые она ощутила родственную связь с этой единокровной сестрой, которую ей подарил отец.
— Я верну, отдам тебе документы. Ты будешь свободна, Минетт.
Минетт понимающе кивнула. Склонившись еще раз к мальчику, она спросила:
— Ну, ты счастлив быть снова со своей маман?
Мальчик с самым серьезным видом кивнул.
— Я так рада за тебя, Жан-Филипп! — сказала она. — Ну а ты не забудешь свою Минетт?
Он замотал головой.
— Ну, и я тебя тоже никогда не забуду, — прошептала она, прижавшись к нему. Она выпрямилась, бросив на Анжелу пронзительный взгляд. — Заботьтесь о нем хорошенько.
— Он ведь мой сын, — ответила Анжела.
Резко повернувшись, Минетт вышла из гостиной.
Анжела старалась сдержать слезы. Какие же злые шутки разыгрывает с ней судьба!
Жан-Филипп, казалось, даже не заметил ухода Минетт.
— Минетт была твоей нянькой, — сообщила ему Анжела.
Он посмотрел на статуэтку очаровательной пастушки, а потом осторожно положил на нее руку.
— Тебе нравится эта прекрасная дама?
Он кивнул.
Она протянула руку к его мягким шелковистым черным кудряшкам на голове, но вдруг задержала ее, так и не прикоснувшись к ним.
— Она твоя. — Ну, иди ко мне, Жан-Филипп.
Он послушно подошел, все еще сжимая пастушку, и остановился перед ней.
— Я твоя маман.
— Да. — Это было его первое слово, которое он сегодня произнес.
Услыхав его детский голосок, она с трудом отделалась от инстинктивного желания обнять его.
— Ты будешь называть меня маман.
— Да.
— Ну-ка, скажи.
— Да, маман.
Положив ему на плечи руки, Анжела заглянула ему в глаза.
— И ты никогда не будешь мне лгать, — строго сказала она.
— Да, маман, — ответил мальчик.
Часть вторая
13
"Колдовство", 1816 год
Когда Анжела впервые увидела Чарлза Аркера, он ехал верхом на гнедой, которую рысцой направлял по дорожке к ее дому; он ехал посредине между мальчиком, точной его, но более нежной, копией, восседающим на чалой кобылке, и дядюшкой Этьеном, который важно сидел на жеребце серой масти.
— Добрый день, Анжела! — поздоровался дядюшка.
Анжела, встав со стула на галерее, — она вынесла свою работу сюда, чтобы проследить за занятиями Жана-Филиппа и Мелодии, которые сидели рядом за небольшим столиком, — и подошла к перилам.
Визитеры привязали своих лошадей.
— Месье, разрешите представить вам свою племянницу, маркизу де ля Эглиз.
— Добро пожаловать в мое "Колдовство", — с улыбкой ответила Анжела, подумав: "Что это еще за сосед? Откуда он взялся?" Ведь она знала всех своих соседей-плантаторов.
— К вашим услугам, мадам, — сказал Арчер на сносном французском. Приподняв над головой шляпу, он добавил: — Это мой сын Джеффри.
Мелодия с Жаном-Филиппом при этих словах переглянулись и, отложив учебники в сторону, подбежали к перилам и свесились с них.
— Добрый день, дети мои, — поздоровался Этьен.
— Позвольте вам представить сына мадам, Жана-Филиппа, и мою внучку Мелодию Беллами.
— Дети! — с упреком сквозь зубы пробормотала Мелодия, делая книксен. Двенадцатилетний Жан-Филипп, который был на год ее младше, хотя уже был высок ростом, выглядел гораздо моложе своих лет. Он широко улыбался ей, склонив голову в легком поклоне.
По брошенному на нее взгляду месье Арчера Анжела сразу поняла, что он оценил ее по достоинству, хотя ей было абсолютно все равно после смерти Филиппа, что любой мужчина подумает о ее внешности.